На ИК-15 меня привезли 12 июня 2011 года.
Всех вновь прибывших в лагерь на 2–3 недели помещают в карантин — отдельный отряд, изолированный от других, с гораздо более строгим режимом, без вывода на работу, но с многочисленными каждодневными дежурствами: мытьем полов, надраиванием умывальников, подметанием дворика по два раза на день и прочими бесполезными занятиями. Цель карантина — дать понять зэку «куда он попал», выявить тех, кто намеревается «блатовать» и не подчиняться режиму. Делается это через принуждение зэка переступить через неформальные табу, принятые в воровском мире и подчинить его формальной мусорской дисциплине. Например, ещё 15–17 лет назад локальный участок («локалку» — внутренний дворик барака) мели либо петухи, либо всякого рода опустившиеся личности. Нормальному мужику это считалось «западло», не говоря уже про блатного. Если в карантине тебе предлагали метлу, ты обязан был гордо отказаться и проследовать в ШИЗО — а потом уже поднимался в отряд. Это табу изживалось администрацией постепенно, год за годом. И сегодня локалку метут 99 % процентов зэков, если не больше. Если ты не метёшь — ты не поднимешься в отряд: прямо из карантина тебя ждет дорога в ШИЗО, ПКТ, а потом на крытую, либо же «раскрутка» по 411-й статье.[4] В прежние годы убирать умывальник могли только петухи (туда ведь плюют!), сегодня почти во всех зонах это делают мужики. Хотя эта работа по-прежнему считается «непрестижной». В процессе отмирания эти правила зачастую проходят через смешные деформации: в ИК-15, например, в карантине все проходят через уборку умывальника, но в отряде тот, кто это сделал, автоматом переводится в «петушиную» касту.
Соответственно более строгому режиму, в карантине используются и более строгие наказания к тем, кто его нарушил. Широко практикуется круговая порука. Например, если какой-то зэк ночью покурил в туалете, то завхоз карантина доносит на него мусорам, те приходят в карантин и устраивают всем его жителям (это обычно 40–50 человек) «смотр внешнего вида» на час-полтора: выгоняют всех в локалку вместе с сумками и всеми пожитками, потрошат их содержимое, заставляют там же, стоя под солнцем либо сидя на корточках с руками за головой («поза этапа» — так это называют мусора), полчаса слушать лекцию о «недопустимости нарушения режима».
История, которая произошла со мной, напрямую связана с ноу-хау «пятнашки» (ИК-15): за провинности какого-то одного выгонять весь карантин на плац и заставлять маршировать по кругу — нога в ногу.
Прибыв в зону, я изначально решил, что «блатовать» или провоцировать мусоров на репрессии не буду. Буду спокойно жить по режиму, никуда особо не лезть, почитывать книжки и заниматься своими делами. В общем, «не отсвечивать», как и советовали мне старые и опытные зэки, с которыми я успел пересечься за 8 месяцев предыдущей отсидки. Но узнав о таких скотских коллективных взысканиях (ничего подобного не предусмотрено законом: заставлять зэков вышагивать в ногу по кругу — это обыкновенное глумление от вседозволенности), я подумал, что лучше уж привлечь к себе внимание и быть наказанным, чем делать такие унизительные вещи.
По счастливой случайности, я был в карантине не единственным политическим. Со мной вместе тогда сидели еще двое: Евгений Васькович, осужденный на 7 лет за поджог здания КГБ в Бобруйске, и Евгений Секрет — узник «Плошчы-2010», получивший три года за то, что три раза ударил ОМОНовца ломиком по щиту. Кроме нас в карантине было еще несколько нормальных ребят, по-видимому, не готовых мириться с беспределом. Несколько раз переговорив с ними и обсудив происходящее, мы решили, что отказываться от маршировок нужно коллективно. Заручившись поддержкой еще двух пацанов — Ромы и Егора, — а также проведя среди всех наших знакомых в карантине разъяснительную работу: «Если выведут на плац — никто не марширует!» — я и Евген стали ждать, когда мусора вновь решат применить свою тактику, чтобы демонстративно отказаться и показать пример другим. У Егора, тем более, была формальная причина для отказа: у него не было обуви (нога была 47 размера), по карантину он ходил в тапках.
Долго ждать не пришлось. Вскоре у Егора произошла словесная стычка с дневальным карантина — мелким и противным козлом. Егор пообещал ему всадить заточку в бок, пустая угроза, конечно, но ее хватило, чтобы дневальный побежал жаловаться завхозу карантина — Бороде.
Борода — редкая, даже по лагерным меркам мразь, мотал свою 25-ку срока и был повязан с мусорами множеством совместно поломанных судеб. Поэтому за угрозу своему подопечному он, недолго думая, побежал к режимникам.