А через пару недель мне поставили еще один профилактический учет. Кроме профучета по категории «склонен к захвату заложников» я стал «склонен к суициду». Чушь, конечно, если бы хотел убить себя, то резал бы вены вдоль, а не поперек.
На следующий день история получила продолжение: в ШИЗО закрыли «смотрящего» за зоной и его помощника, а по всему бараку ШИЗО/ПКТ провели капитальный шмон, выкидывая нехитрые «запрещённые предметы» арестантов: таблетки, журналы, «лишнюю» одежду, нитки, канатики и подобное, при этом не забывая напоминать: это из-за того, что «политический вскрылся». Таким нехитрым способом менты натравливали на меня других зэков..
Какая во всем этом мораль? Мораль здесь только одна: если идешь в ШИЗО, бери с собой две «мойки».
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Всем политузникам прогрессивных убеждений, вчерашним, сегодняшним и будущим, с верой в то, что все тюрьмы будут уничтожены — посвящается.
Обычный вечер на улице Добролюбова, 16, в городе Горки. 19-я камера ПКТ. Исправительная колония № 9. Август.
Ужин прошел, вечерняя проверка — тоже. В режимном учреждении и весь организм начинает жить по режиму: хотеть есть, спать, пить и ходить в туалет по расписанию. Вот и мы с Гриней (мой сокамерник) на своих 5-ти квадратных метрах подготовились пройти традиционный ритуал — вечернее чаепитие. Чаю и сладостей хватает: неделю назад была отоварка. Мы подготовились, запасая «ништяки», и предвкушали, как это всё «рубанём» завтра — в мой день рождения. В четырёх бетонных стенах, в полном однообразии, радостей не так много, и кофе с шоколадкой — одна из тех вещей, которая хоть изредка заставляют мозг зэка выбрасывать в кровь эндорфины.
Едва допив чай, мы услышали лязг «тормозов». Что-то странное. Было около 18 часов вечера, время неурочное, в этот момент никто не должен был заходить. Тормоза открываются, а за ними и решётка. На пороге стоят двое офицеров: режимник и ДПНК:
— Дедок, забирай всё и собирайся. Пойдем.
На душе стало тревожно. Обычно такие перемены ничем хорошим не заканчиваются. Куда? И почему в такое время? Естественно, выполнять приказ не спешу:
— Куда собираться? Зачем? В другую хату? Или на этап? В чем дело-то?
— Собирайся скорей, потом всё скажем! Все вещи главное забирай, полностью.
— Какое потом? Вы сейчас скажите! Куда собираться? Я не пойду никуда!
Но менты отказываются говорить, хоть убей. Я не ухожу, пытаюсь разгадать ребус. В другую хату? А смысл? На этап в другую зону? Но это делается совсем в другое время и по другой процедуре. Может, ПКТ мне каким-то чудом отменили и поднимают обратно в лагерь? Но почему тогда не говорят об этом прямо?
После долгих препирательств режимник говорит:
— Коля. Всё будет нормально. Вот увидишь. Собирайся.
Мусорам, конечно, веры нет. Но смотрю ему в глаза, и, кажется, не врёт. Вспоминаю: конкретно этот мусор в этой зоне еще не сделал мне за полгода ничего плохого. Что делать — надо идти, если захотят — вынесут. Собрал почти все свои вещи. Все вкусняшки, половину конвертов, открыток и стержней оставил Грине — он не греется, ему нужнее.
Выводят из ПКТ, идём на КПП (пропускной пункт между разными сегментами зоны). По дороге еще раз интересуюсь у режимника:
— Куда?
— Домой, — отвечает.
Конечно же не верю, скорее нарастает злость — с таким нельзя шутить.
Приходим на пропускной пункт, поднимаемся на второй этаж. Я вижу: все мои сумки, оставленные в отряде (то, что в ПКТ «не положено») стоят здесь. Мент говорит мне, что я освобожден и сейчас меня выведут за пределы колонии.
Это было как удар по голове. Мне казалось, что вокруг меня происходит какой-то спектакль, что сейчас из-за дверей выскочит опер в костюме клоуна и начнет хохотать: «Обманули дурачка на четыре кулачка». Но ничего не происходило. Я сел и, наверное, изменился в лице. Режимник, увидев мое состояние, разволновался, хотел даже вызвать доктора.
— Как освобожден? На основании чего? Где документ? — я попытался прийти в себя и понять, что происходит.
— Ничего не знаю, слушай… Мне сказали тебя освободить — я освобождаю!
На КПП приходит козёл, берет мои сумки (все я не утяну) и доводит до КП на выходе из зоны. Менты посмеиваются: для них это тоже непривычный случай. На КП, ведущем на свободу, — несколько кодовых дверей. Прошли одну. Перед второй в окошке сидит еще один легавый, который начинает проверять мою личность. Спрашивает имя, фамилию, год рождения, адрес. На годе рождения начинаю путаться в месяцах и днях, переспрашивать его: мозг сейчас совсем другим занят. Мент борзеет — начинает на меня покрикивать: