Мужчина страдальчески сморщился и сделал большой глоток виски прямо из бутылки. Черт, он такими темпами скоро алкоголиком станет. Сначала Талию поминал, а теперь что? Свое сердце или гордость? Тоскливо покосившись на ополовиненную бутылку скотча, блондин со стуком поставил ее на стол. Было ужасно гадко на душе и на сердце. И не понятно от чего. То ли из-за Талии, то ли из-за Гейл… хотя какая разница?! Обе хороши! Дурацкое чувство, когда на душе кошки скребут, и хрен знает от чего. А главное, исправить это уже нельзя, поздно. Хочется просто взять и стереть себе память, чтобы не мучиться лишний раз. И пацан в последнее время ходит как в воду опущенный. Он так и не рассказал охотнику, кто ему тогда напинал. Молчит, пыжится, глазками сверкает, эх… давно ли сам Данте таким был?.. охотник резко встрепенулся, ероша свои волосы. Чего он куксится? Он мужик в самом соку! А Неро еще зелень голимая! Ишь, распустили сопли!
Черт, и в самом деле! Это не контора по стильному избавлению от демонов, а какой-то мужской депрессивный клуб! Ну, подумаешь демонессу прищучили. Одной пакостью на земле меньше стало. Подумаешь — Талия оказалась фанатичкой. Одним психом больше стало…
Что там еще? Неро девушка бросила? Ей же хуже! Пожалуй, надо сводить парнишку в стриптиз клуб, развеяться, отвлечься… да и самому заодно развлечься. Блондин широко усмехнулся, рисуя в воображении полуодетую прелестницу с копной волнистых черных волос и золотисто-зелеными глазами… да блять!!.. мужчина болезненно поморщился. Гейл же вроде каратель, а не суккуб или там ворожея, приворот на него насылать. Какого тогда черта он забыть о ней никак не может?! Черт, точно нужно сходить развлечься, а то сидит тут, хнычет как влюбленный школьник. Давно он в «Подвальчике» не бывал, с парнями не болтал… да и санди давно себя не баловал, уже похудел весь! Чувствуя, как хорошее настроение постепенно возвращается, Данте улыбнулся своим мыслям, но тут прозрачно–голубой взгляд зацепился за толстый кожаный ежедневник. Записки и пометки Гейл… что ж за день–то такой? Она его использовала, вертела охотником как хотела!.. священники хотят ее убить? Вперед, парни, сын Спарды отправит вам корзину кексов за это! Но руки сами раскрывают ежедневник, и пальцы начинают нетерпеливо листать страницы. Вашу мать, эти фанатики столько народу угробили, семью Талии, а теперь еще и эта херня. Ну уж нет! Если кто и отшлепает этих малышек, то только Данте. Охотник лихорадочно переворачивал страницы, нещадно комкая и сминая листы, исписанные изящным женским почерком. Тут же точно должен быть адрес!.. на последней страницы были торопливо нацарапаны несколько строк. Младший сын Спарды широко улыбнулся. Держись, малышка, он идет!
— Пацан! — гаркнул он во все горло, хватая со стола Эбони и Айвори. — Поднимай свою задницу! Мы идем на прогулку!
***
Исполинская статуя женщины стояла на почетном возвышении, воздев руки к сводчатому потолку. Кремово-белый мрамор местами потрескался и раскрошился, однако, это совершенно не портило величавой красоты идола. Тонкие золотые пластинки, сияющие в свете факелов, огибали холодное каменное тело статуи, и казалось будто руки, ноги и живот статуи осваивают прищуренные языки пламени, льнули в своей обжигающей ласке. Талия остановилась у подножия изваяния Ананке, глаза идола из белого золота одарили девушку тяжелым невидящим взглядом. Из-за витающего в храме полумрака и пляшущих отблесков ей казалось, что Ананке смеется, гримасничает, хмурит брови и вновь заливается беззвучным смехом. Каменные и, по сути, недвижимые черты идола были так же изменчивы, как и сам огонь.
— Странно, что тут ничего не растащили, — заметила Талия, оглядываясь по сторонам. Годы сделали свое дело — пыль лежала толстым слоем, паутина таилась в углах, свисая невесомыми тонкими нитями, фрески выцвели и осыпались. Но все равно… здесь какая–то… своя атмосфера. Жуткая. Гнетущая. Пугающая. Но до ужаса интригующая!
— Это место хорошо защищено, моя милая, — Катон шарил жадным взглядом по залу, едва заметно облизываясь. Неужели… это все не сон? Неужели он действительно сейчас в святая святых, в храме архонта огня! Видит Господь, он столько об этом мечтал, грезил об этом с семнадцати лет, и вот, наконец, свершилось! Осталось лишь протянуть руку и…
— О да, защищено, — проворковала демонесса, по–кошачьи щурясь и мягко поводя плечам. Цепочки, стягивающие ее запястья, тихо звякнули, словно соглашаясь с ней. — А знаешь почему тебе удалось пройти сюда, священник? Почему тебя не испепелило сразу на пороге храма? — каратель глубоко вздохнула, когда ее грубо ударили рукоятью серебряного кинжала по лицу. Брызнула кровь, окропившая каменные плиты пола святилища, тонкими струйками исчертила подбородок и губы Гейлавер, попала на снежно–белую ткань мундира, но даже боль не стерла с черт Фриндесвайд самодовольное наглое выражение. Талия рванулась к ней, но Катон удержал ее за плечо.
— Не стоит. Это всего лишь демон. А демоны любят лгать, — мужчина осклабился и провел рукой по каменному алтарю. Глубокая трещина разделила его на две неровные части, но вырезанные в его центре контуры небольшого солнца были нетронуты. Катон церемонно протянул руку Талии, и девушка вложила в его раскрытую ладонь кулон. Звезда Мирты горела ярко–алым, кожа священного воина зашипела при соприкосновении с раскаленным металлом, в воздухе разлился аромат паленой кожи горелого мяса, но Катон продолжал счастливо улыбаться и дрожал, давился слюной от счастья и возбуждения. Гейлавер напряженно следила за ним, снимая кончиком языка капли крови, повисшие на ее губах. Сердце, которого все демоны, по слухам, лишены, бешено колотилось, его стук эхом отдавался в ушах. Глаза демоницы вспыхнули расплавленным золотом, когда человек вложил ключ в замочную скважину. С окровавленных губ сорвался смешок, но это заметила только Талия. Дочь архонта метнула на карателя сердитый взгляд, но вдруг пол и стены сотрясла неведомая сила. Несколько «воинов» не удержались на ногах, с потолка посыпалась каменная пыль. В чаше, которую статуя Ананке держала в руках, вспыхнуло ало–золотистое пламя, тонкие извивающиеся языки касались грубых потолочных сводов. Голова изваяния с оглушительным скрежетом повернулась в сторону, и из пола, кружась, «вылез» мраморный постамент, украшенный резьбой. Над его поверхностью в облаке тускло–золотого сияния витала рукоять без кнутовища. Острые изогнутые края грозили ранить, впиться в плоть любого, кто дерзнет к ним притронуться. Катон, наконец, отдернул руку от ключа. На ладони красовался сильный ожог.
— М-м-м, шашлычком пахнет, — хихикнула Гейлавер, поведя носом. Ее шутка прозвучала невероятно громко в повисшей тишине, и она потонула во всеобщем безмолвии. Катон, прижимающий обожженную руку к груди, двинулся к постаменту.
Комментарий к Часть 25
[1] Feigling! — нем. Трус!
[2] Entspannen, Jungs. Ich beiße nicht. Vorerst — нем. Расслабьтесь, мальчики, я не кусаюсь. Пока что
========== Часть 26 ==========
Данте любовно похлопал байк по кожаному сиденью, уносясь мыслями в вечер дня «смерти» Талии. Ночь, виски, Гейл… охотник тряхнул головой, стараясь отогнать столь приятные воспоминания, и лукаво покосился на Неро. Пожалуй, не стоит говорить мальцу, для чего иногда используется этот железный конь.
— Ну, запрыгивая, пацан, — наемник все же не сдержался от смеха. Он гаденько захихикал, поспешно зажав рот ладонью под подозрительно-настороженным взглядом юноши. Рыцарь замер и шмыгнул носом.
— Ты чего ржешь? — опасливо протянул он.
— Да так, пацан… анекдот вспомнил, — мужчина перекинул ногу через седло и сомкнул пальцы на руле. Давно он малыша не выгуливал, очень давно. Совсем заскучал здесь, бедняжка. Одна демоница за весь месяц, и то сверху! В следующий раз сын Спарды не отправится на охоту пешком, словно челядь какая–то, а поедет, красиво так, пафосно. Мотор ревет, ветер полощет полы его плаща, волосы развивается, и шум ветра, сливаясь с пением мегаполиса, исступленно воет, словно дикий зверь на луну. Губы Данте тронула едва заметная хищная ухмылка, пальцы чуть ли не с нежностью провели по прохладным краям ключа зажигания.
— Ну, и долго ты с ним сюсюкаться еще будешь? — ворчливо фыркнул Неро, усаживаясь позади охотника. Храмовник слегка поерзал на сидении, устраиваясь поудобней. — И куда мы вообще едем? В музей ты меня водил, — он улыбнулся одной из самых выводящих из себя сына Спарды улыбочек, — сейчас на очереди что? Зоопарк?