— Я ему про Фому, а он мне про Ерему! Не понимаю, Самсон, чего ты от меня добиваешься? — Хавронич, морщась, с кислой улыбочкой смотрел снизу на нависшее над ним багровое лицо с выпученными кружочками глаз. — Смену сорвать сегодня надумал?
— Не-е! Ты меня, Давыдович, на пушку не бери-и… — и прищурился Самсон и погрозил Хавроничу обрубковатым пальцем. — А лично к тебе я ничего не имею. Но поскольку ты считаешься моим мастером, то обязан разъяснить и мне, и всем создавшуюся ситуацию: до каких пор мы будем страдать? Я двинул бы с этим вопросом к начальнику корпуса — он больше, наверно, знает, но он отправит меня к тебе и правильно сделает: у него своих делов по горло! А спросил бы я его вот о чем, Давыдович: придем мы на новую линию и, выходит, учениками начнем? И в зарплате ж, видать, потеряем, а? Другие как хотят, а я должен знать об этом заранее, чтоб обеспечить как-то иначе семью… — Заметив улыбки вокруг, живо крутнулся на месте. — Вот вам, молодежь, все хихоньки-хаханьки. Обождите, дороженькие…
— Что, Самсон, опять ринешься калымить на «Жигулях»?
— Мое дело, чем мне заниматься!
— Дело, конечно, твое. Но раз суждено нам в одной упряжке и дальше тянуть — давай так, чтобы не совестно было перед теми, кто к нам завтра придет и нас же заменит.
— Ты во про совесть вспомнил: мол, не осталось ее у Самсона… Не осталось, а я все равно прихожу кажин день на добитую линию, запрягаюсь и погнал! Зато самого грамотного и совестливого — Чуприса — нету сегодня среди нас! Что, может, я напраслину возвел на кого или не так что сказал? Звиняйте!
— Верно, Самсон!
— За это молодец — в точку влепил.
— Чуприс с нами про совесть толковал до тех пор, пока его самого эта линия не стала кусать, как злая собака.
— Ну, правильно. Когда начальство из заводоуправления встало у него за спиной и пришлось вынуть руки из карманов и поползать с наладчиком под линией на животе, мало этого — лишиться полста процентов квартальной премии, раз и два, перестал приносить на участок «Экономический словарь» и «Юридический справочник для населения»…
— Простым наладчиком пошел в новый корпус!
— Там же не надо на брюхе ползать…
— Своим хлопцем сделался: анекдоты в гардеробе травит.
— А то, помнишь же: чтобы с вами разговаривать и не остаться в дураках, надо таскать с собой «Экономический словарь» и «Уголовный кодекс»!
— А теперь, выходит, можно и без кодекса?
— Х-ха-х-ха-х-ха! — подхватив руками колышущийся сбитень живота, квохтал, багровый, посреди окруживших его сверловщиков Самсон.
— Ага-га-га! — гнулся перед Самсоном, как осинка перед дубом в ветреную погоду, отнюдь не случайно зачастивший последними днями на линию электрик из службы ремонтника.
— Гык-гык-гык! — задирал холеный подбородок и зачем-то горделиво подмигивал каждому по-прежнему бесшумно ступавший за чужими спинами аккуратный, одетый, как на смотр мод, шлифовщик, у которого, странное дело, словно и не было имени.
Хавронич, потеряв почти час рабочего времени, не экономил теперь на мелочах: спокойно, вместе с другими, подождал, пока уляжется шум, сдержанно заговорил, предварительно развернувшись всем корпусом к Самсону:
— Это верно, что твой труд на новой линии будет значительно облегчен за счет усовершенствованного пультового управления и полной механизации погрузочных и разгрузочных работ, за счет автоматического удаления стружки и снижения шумов. Но тот же Чуприс встал за это оборудование после того, как предварительно, во внеурочное время, наладил и опробовал его. А ты-то готов начать работать в новом качестве — ученика, получая на первых порах меньше, чем на старой линии, и вытягивая с бригадой прежний план?
— Ну а за каким же чертом я себя и вас мариную битый час?! Я и хочу разобраться во всем сегодня, потому что не уверен, каково мне будет завтра-послезавтра. От хороших дел на линии мы портим кровь друг другу целое утро?.. Да и про семью не треба забывать — с этим не шутят.