— И то верно, — согласился Прохор, входя в переднюю и всем по очереди подавая руку. Посетовал на непогоду и завел с хозяевами нехитрый разговор. Сергей незаметно ушел к себе, в боковушку. Отыскал в стопке учебников на полу у стены «Марксистско-ленинскую философию», но диалектика туго лезла в голову, может, потому что устал, что хотелось есть, что торчал на кухне одноглазый…
Полог со стороны горницы приподнялся, и в боковушку сунула голову хозяйка.
— Сергей, ты не шибко занятый?
— Да вот почитать хотел. Помочь надо чего?
— Выйди на минутку.
Сергей, встретив цепкий испытующий взгляд Прохора, понял — одноглазый родственник неспроста заявился.
— А я тя, понимаш, на току днем заприметил… — подступился к нему Прохор. — Чего ж тут, а не дома, в своей бригаде?
— На практике я… Председатель послал сюда, — пояснил Сергей.
— Так. Порядок, значит, такой. Скоро закончишь учебу свою?
— Да немного осталось…
— Хорошее дело — станешь над людьми заместо батьки.
— Поглядим. Я еще ничего не решил…
— А чего тут решать? Трофим свое отломил, как умел, без дипломов, но теперь его карта не бьет: хочешь не хочешь, а сдавай должность молодым…
— Да я в начальство не лезу! На тракторе останусь — мне техника ближе…
— С дипломом-то? Эхе-хе-хе, — заухмылялся Прохор, весело буравя Петра единственным глазом. — Как ето у вас теперь все просто: хочу — не хочу, буду — не буду… А? За красивые глазки тебе колхоз стипендию платит? Ладно, не время об етом толковать. Собирайся. Работенка, понимаш, есть… — Он торопливо шагнул к порогу.
— Какая работенка? В дождь?.. — Сергей настороженно уставился на одноглазого.
— В самый раз. Да ты не бойся — не сахарные. Ее, работенки, всего-то на каких полчаса, — спокойно бросил уже из сеней Прохор.
— Ты ужо, касатик, помоги человеку. Хворый мой хозяин, а я в долгу не остануся. — Хозяйка тронула квартиранта за рукав, суетливо заискивая, намекнула: — А я, пока обернетеся, обед приготовлю… — И — доверительно на ухо: — Ёстека у меня для такого случая.
— Тетка Ганна, — порумянел в скулах Сергей, — ничего тут не затевайте. Проще: надо помочь — я вам никогда не отказывал.
— Извиняй дурную бабу — не тое сказала. Идите ж с богом, а я зараз печь затоплю…
— Ну, идем, — поторопил Сергея одноглазый.
В сенях лежала куча мешков, видимо, только что приготовленных хозяйкой. Мешки тотчас навели Сергея на недобрую догадку…
— Это — зачем?
— Бери и айда в машину! — распорядился одноглазый. — Много вопросов задаешь.
«Ладно. — У Сергея от внезапной решимости затвердело лицо. — Поглядим, черт кривой, куда ты дальше повернешь. Теперь твой номер не пройдет».
Минут через десять, выехав за крайние постройки, машина понеслась в сторону темневших у реки кустов. По пути встретились бредущие с поля женщины, прикрывавшиеся от нахлестывавшего дождя кто мешком, кто клеенкой, а кто и просто обрывком целлофанового пакета из-под удобрений. Замахали руками, чтобы подвез до фермы, и Прохор, ругнувшись, вильнул в сторону — пустил машину напрямик по кочковатому выпасу.
Вломившись передком «ЗИЛа» в лозняк, сдал назад, пробуксовывая по мокрой траве, и выключил двигатель, — машина едва поместилась на крохотной полянке.
— Кажись, приехали… — Прохор прислушался, косо поставив голову, стараясь не моргнуть единственным глазом, — тихо; тоненько позванивал о жесть кабины дождь, точно сотни мелких гвоздиков сыпались сверху.
— Давай-ка, племяш, в кузов — к ночи надобно еще развезти по дворам.
— Погоди… А что мне в кузове делать?
— Здрасьте! Разве хозяйка не сказала? Зерна, понимаш, комбайнеры подбросили. Подмокло в пути — куды мне с ним? На зерноток нельзя, сам понимаю, — мокрое, а людям сгодится. Ганне пару мешков подбросим. Матери твоей завезу — довольная будет. А батька, сделаю так, даже не узнает… Ну, чего вылупил зенки?
Сергей пружинисто выпрыгнул из кабины, прижимая кулаки к груди, зашел наперед.
— Вези, гад, зерно на ток! Я те дам, мокрое… Разворачивайся, а не то я сам зараз мотнусь в контору!
Прохор, кряхтя, выбрался из кабины, прикурил, заслоняясь от дождя полусогнутой рукой, пыхнул дымом.
— Не такой ты дурень, штоб заявлять на родню. Смолчал же про семенной картофель — помнишь? — когда коня по пьяной лавочке загубил и я тебя покрыл тада? Скоро ты добро забываешь. Гляди, парень: меня уже не засудят, я и в тюрьму-то, кривой да хромой, не гожусь, а вот ты как пить дать завязнешь. Времена ноне, дурень, не те: не поймут и не оценят. Тоже мне Павлик Морозов выискался… Так ему ж простительно — пацан, а ты вон какой лоб вымахал! Неужто умишка не прибавилось?