Кай и я останавливаемся, как только видим девушек. Они танцуют. Тиган поет в воображаемый микрофон, в то время как Пейсли играет на воздушной гитаре песню из восьмидесятых. Они выглядят такими счастливыми. Мне нравится, как хорошо эти двое ладят. В середине гитарного соло Пейсли замечает, что мы наблюдаем за ними и останавливается. Она покрывается румянцем, и Тиган обращает на нас внимание. Тиган не пугает аудитория, особенно в виде нас, поэтому она начинает петь еще громче. Пейсли начинает истерически хохотать, когда моя сестра вторгается в ее личное пространство и начинает дико жестикулировать свободной рукой. Как только песня заканчивается, Тиган выключает музыку, и как будто это не она сейчас давала представление, с серьезным лицом спрашивает нас, готовы ли мы сесть за стол.
Это бьет меня, как тонна гребаных кирпичей. Такие вещи, как держать за руку Пейсли и целовать ее, кажутся нормальными. Это чувствуется правильным. Потребность ее защищать. Моя зависимость от нее. Мне нужно больше ее. То, что Кай и моя сестра видят что-то другое. Она другая. Я с ней другой. Я хочу понять это.
Черт. Меня. Подери.
О чем, черт возьми, я говорю? В тот момент я понимаю, что у нас с Пейсли не какой-то бессмысленный трах с истекающим сроком годности. Есть причина, по которой я не мог оторвать глаз от нее на той вечеринке. Была причина, по которой я злился, когда думал, что она шлюха. Настоящая причина, по которой я пытался держаться подальше от нее. Подсознательно я знал все это время. Я хочу Пейсли. Я хочу, чтобы она была моей. Что бы это ни значило. Кажется, я все время знал, что, как только подпущу ее ближе, уже не смогу отпустить. Я не хочу. Я хочу узнать ее, что ей нравится и не нравится. Я хочу заставлять ее улыбаться и смеяться. Просто хочу, чтобы она была рядом со мной.
Могу ли я действительно это сделать? Особенно сейчас? Могу ли я быть тем человеком, который хочет больше, чем быстро трахнуться и сбежать?
Я думаю, время покажет. Если я хочу, чтобы Пейсли была в моей жизни, тогда мне нужно быть мужчиной, которого она заслуживает. Мне нужно перестать беспокоиться о том, смогу ли я быть таким человеком, и сделать все, чтобы это произошло. Я мою руки, потерявшись в этом эмоциональном гребаном прозрении, прежде чем вернуться в столовую, где уже сидят Пейсли и Кай. Тиган ставит последнюю тарелку на стол. Кай понимает, что Тиган приготовила его любимое блюдо и расплывается в улыбке. Я занимаю свободное место рядом с Пейсли и кладу руку ей на ногу. Через минуту Тиган присоединяется к нам.
— Желание и благодарность.
Тиган оглядывается вокруг стола, когда она упоминает наш ритуал. В детстве Тиган было не так много нормального. Она провела большую часть детства в одиночестве, а в оставшееся время была брошена под опеку двух мужчин, которые сами были едва взрослыми и понятия не имели, что они делают.
Первые десять лет ее жизни она провела с людьми, которые не были созданы быть родителями. Мы с Тиган были в лучшем случае случайностью для них. Но в нашем доме не было никакой враждебности или зла. Наши родители просто пренебрегали нами и проводили большую часть своего времени вне дома. Даже когда они были дома, они почти не занимались нами. Я никогда не думал об этом, пока не стал старше. Я был подростком и делал все, что хотел.
Я думаю, что для Тиган это было тяжелее, особенно после того, как я ушел, и она осталась одна. Это заставляет меня чувствовать себя мудаком, но я был подростком и меньше всего я думал о своей младшей сестренке. Все, что меня волновало, — это секс и поиск кайфа.
Потом они погибли, и я сказал Каю, что собираюсь забрать ее. Я подумал, что он либо уйдет, либо мне нужно будет искать новое место. Он посмотрел на меня так, словно я был сумасшедшим. Что, черт возьми, я знаю о воспитании десятилетней девочки? Не так много, и я узнал, насколько мало раз десять в последующие годы. Кай, однако, удивил меня, он сказал что-то вроде:
— Пошел ты, чувак! Я никуда не уйду, мы берем Тиган к себе.
Мы старались изо всех сил. Мы пытались нормализовать ее жизнь, любыми способами. Мы не могли дать ей мать и отца или заплетать ей косички, или держать ее подальше от наших дел, но мы старались делать что-то нормальное, как обычные счастливые семьи. Это был наш способ дать ей детство. Мы начали эту традицию с появления Тиган, пытаясь узнать о ее потребностях так, чтобы она об этом не догадалась. Мы были невежественны в воспитании маленькой девочки и использовали любое преимущество.
Мы просили Тиган рассказать нам одно свое желание и одну вещь, за которую она была благодарна, перед каждым приемом пищи, и сами тоже принимали в этом участие. В первые дни это помогло нам понять, что она слишком сильно выросла из своей одежды и нуждалась в новой, что у нее были проблемы в школе с хулиганом, или когда она, наконец, сказала нам, что ей нужно купить ее первый лифчик. Она уже давно поняла, для чего мы это делаем, но мы по-прежнему продолжаем традицию, хоть и не так часто собираемся вместе за столом.