-Три - ты, Ванька и Витек.
Алька, выходя из моря, уловила разговор двух девиц:
-Глянь, какой мужик, вон, вон тот, фигура - самое то и рост, ну, вон тот с ребенком на руках. Харош мужик... ууу, лучше б не поворачивался, шрамы такие уродливые, фу! А сзади харош, я уж было собралась им заняться. Ребенок? А когда ребенок мешал курортному роману. О, смотри, и второй мужик видный, но занят явно, этого не соблазнить, вон как в свою корову пузатую вцепился.
-Слышь, красотка, - взорвалась Алька, - подмышки обработай сначала и жиры подбери, а потом на чужих мужей заглядывайся.
-Крутая что ли?
-Ещё какая, ща и засвечу. - Алька шагнула к ней поближе.
-Ненормальная! Пошли отсюда! - девица шустро собрала вещички, и обе быстро пошли вдоль берега, оглядываясь на воинственно уперевшую руки в боки и провожающую их глазами Альку.
-Мама наша, что у тебя как у боевого петуха стойка? - спросил Авер, подходя с висевшими на нем детьми. -Да, ходят тут всякие, на моё заглядываются и обсуждают...
-Собственница невозможная, - чмокнул Авер жену, - но это радует.
Все хорошее заканчивается быстро. Уезжали все с грустинкой, никому не хотелось покидать благословенные места, но надеялись, что приедут отдохнуть ещё не раз, и никто не мог представить, что всего-то через шесть лет по этой красоте прокатится страшный вал жуткой войны, и долго будут торчать разрушенные дома и санатории, напоминая о жестокости и ненависти таких гостеприимных и радушных сейчас людей.
В Москве распрощались с Чертовыми и через три часа уже ехали домой. Заждавшаяся баба Рита оглядела взрослых, повертела Миньку, уцепила внучку:
-Какие вы все красивые, загорелые, Минька вон и подрасти успел! Старый, тебе, прям, семьдесят лет, ишь, какой огурец! Аль, тебя там письма из Сербии дожидаются, расскажешь потом, что и как у них там. Серый тоже письмо прислал, пишет, все нормально, только по всем нам соскучился. Обещался приехать на три-четыре дня, как вы явитеся, отгулы, говорит, накопил.
Мамка выкладывала все новости:
- А у Селезня Фаня померла. Скоропостижно, удар случился, аккурат, как вы только уехали. А эта змеюка приехала, мамку похоронила, а пацана лаптевского и не взяла опять, сказала, что семейную жизнь из-за него рушить не будет.
За Галой с год назад приехал мужик. Забрать - забрал, да только маленького рыжика оставили Селезням, а сейчас и бабки не стало, вот и бегал мальчонка неприкаянный.
А Селезень со своим хозяйством зашивается, да и попивать стал, внимания ребенку-то не уделяет. Пацаненок все до Зины удирает, ну, Зина смотрела на все это дней пять и взяла его до себя, Селезень-то обрадовался. А бабы гудят, все Галу-сучку осуждают. Зина Абрамовича трясет, чтобы документ ей выдал на пацана, что мать от него фактически отказалася, хочет на себя записать, собралась с бумагами-то до Редькина приехать. Мы тама всем миром письмо и подписали, чтобы ей мальчонку-то отдали. Жалко, такой ласковый, за Зиной хвостиком бежит, а слушается как, Зина-то говорит, боится, что она его деду отдаст. Эх, четыре годика, а уже без отца-матери дитё. Людка, Гешки вашего, уже заметно беременная, видать поторопился. Вовик приезжал со своими, тоже мальчишка у него, месяцев шесть, все остепнилися ваши.
ГЛАВА 5.
Оставшиеся дни от отпуска Авера пробыли в Медведке, походили в лес за грибами, наносили много -мамка засолила полную бочку.
Пришла к ним тетя Плоня:
-Александр Борисович, я поговорить вот пришла.
-Проходите,.. э-э скажите, как Вас по отчеству, не называть же Вас тетя Плоня, несерьёзно?
-Да я и отвыкла от своего такого чудного имени, все Плоня и Плоня, ну, если официально, то я - Апполония Петровна.
-Ничего себе имечко, - не сдержался Авер, - я такое и не слышал, это от Апполона, похоже?
-Да вот назвали по святцам, чудно. Я что пришла-то, Борисович... Ведь поклон тебе низкий за Валька-то. Ездили мы с Пашкой к нему в часть, он у нас в Свердловске служит-то, в этой, как его, ну где спортсмены. Пашка-то сам служил пять лет назад, все облазил, осмотрел, сказал, что Вальку повезло. А и Валек-то доволен, поздоровел, поправился, возмужалый такой стал. Спасибо, что посодействовал, я ночи спать не спала, боялася, что вон, как Андрюху Бабура... Валек говорит, заниматься приходится много, но он доволен, скоро зима, опять будет на лыжах бегать, я теперь за него спокойная, глядишь и доживу до его прихода.
-Уверен, Апполония Петровна, ещё и правнуков от него дождетесь.
Саша с Серым взялись поставить стационарную теплицу, благо, старых рам было много. Поставили каркас из бревен, начали прилаживать рамы, дело двигалось, Минька работал подмастерьем, был на подхвате. Подавал гвозди, всякие болты-шайбы-гайки, стучал маленьким, специальным молотком, мужики все были при деле, а Настюша потихонечку начала ходить.
Мамка сделала вывод:
-Саш, дочка твоя только снаружи, внутри - один в один Алька, такая же точно, я вот смотрю на неё, а перед глазами Алька маленькая, вот увидишь, характер точно её будет. Это Минька все твое уцепил, а эта шишига будет, ох и шустра... глаза да глазоньки за ней надо.
Так оно и вышло, у дочки шило в одном месте точно имелось, Алька ругалась, впору постромки на ребенка одевать. Ребенок ни минуты не знал покоя, ей надо было все сразу - и бежать, и что-то схватить, и дотянуться до всего, постоянно что-то падало, сыпалось, гремело.
Особенно любила Настюшка воду... и как было ругаться, когда счастливая мордаха с мокрыми рукавами и попой, смотрела на нее и ворковала:
-Мама, мамам, мама.