То же чувство он испытывал и сейчас, глядя на завод. Это слово опять поразило его своей неожиданной силой, вызвав чувство законной гордости в его сердце. Он прищурился от света, всем телом ощущая его теплоту и слегка стал подтрунивать над собой за то, что размяк при виде этого огромного, горящего тысячами огней существа. Он испытывал к нему нежность, какую питают обычно к маленькому пушистому котенку или зайчонку. А это было дело его рук. Этот огонь зажег во тьме он. И если кто-нибудь усомнится в его законной гордости, он сможет им сказать: «Поднимитесь на косогор и посмотрите на Цветины луга. Это мой завод, это моя биография…»
Он громко рассмеялся торжествующим смехом, почувствовав неудержимый прилив сил. Стоя наверху, он попытался было взмахнуть рукой, как это делают ораторы на трибуне, но не удержался и упал на сухую, мягкую, благоухающую траву. И покатился вниз. Он катился и чувствовал, как одежда, волосы и руки впитывают живительную, освежающую ночную влагу и аромат, которому нет названия, и который можно почувствовать только при соприкосновении с землей.
Он был счастлив. Лежа на траве, он вспомнил все прозвища, которые сыпались на него в первые дни и месяцы строительства: «гробокопатель», «турецкий паша», «троянский конь», «новоявленный Орфей», «стихоплет», «чудак»… И ни одно из них не казалось ему сейчас обидным. Словно они проползли сквозь тень кустарника и, выйдя на свет, расцвели дивными, прекрасными цветами. Он катался по земле и собирал эти цветы, охваченный несказанной радостью.
Завод ритмично вздрагивал стальной грудью и, казалось, что эта дрожь идет откуда-то из глубины земли, будто это спокойно и уверенно стучит само сердце земли, которое никогда не перестанет биться. И с каждым его ударом будут вспыхивать новые огни, а шум — становиться все сильнее. Он прислушался к песне завода. Нет, она не была похожа на песни других заводов. Цементный завод, который он построил до этого, пожалуй, не был так тесно связан с землей. Он находился в горах, которые тоже давали ему силу, был он построен без бурь и треволнений, жил сам по себе своей будничной замкнутой жизнью. А этот был начат в жестокой схватке с землей, упорно сопротивлявшейся, не желавшей отдать ему свою силу. Каждый цех давался с боем. Борьба, борьба и борьба — со старым, извечно крестьянским, пустившим в землю глубокие корни. Может быть поэтому и песня этого завода не была похожа на другие. Не ритмичный гул машин, а голоса крестьян чудились ему в ней, явственно слышался голос Цветиных лугов.
Сейчас, ночью, не было видно дыма. Его поглощала темнота, и сияние огней казалось еще более ярким. Но присутствие дыма чувствовалось и в ночной свежести поля. Он полз, как злой дух, пытаясь отравить радость. Инженер думал обо всех людях. Тех, которые боролись с заводом, но в то же время отдавали все свои силы строительству. Как спасти от ядовитого дыма этих прекрасных людей, привыкших к свежести ветерка, дующего с гор и Цветиных лугов? Не перестанем ли мы ощущать по-настоящему свет, если забудем, что такое тьма?
На зорьке главный инженер шел по пустынным и сонным улицам и смотрел на знакомые дома. Он испытывал чувства, какие испытывают люди, возвращающиеся из долгой поездки. «Здесь живет Туча — человек, который крепко стоит на земле и гордо смотрит в небо. Дуб, превратившийся в металлический столб завода! Наверное, он и сейчас не спит… А вот рядом дом Сыботина. Он, наверное, в ночной смене, замещает кого-нибудь из друзей…»
Вдалеке был виден дом, где живет учительница. Когда он подошел поближе и увидел окно квартиры Мары, его сердце забилось часто-часто. «И она не спит! Ну, а мужа и пушечным выстрелом не разбудишь», — подумал инженер и улыбнулся. Вдруг ему в голову пришла мысль: «А что, если пойти к ней и поделиться своими думами!..» Он бы ей сказал: «Мара, посмотрите, каким прекрасным заревом залиты Цветины луга!.. Хорошо! Только этот дым… Ужасно! Я хочу сделать так, чтобы…»
Оборвав на полуслове свой импровизированный разговор с Марой, он остановился и снова улыбнулся Ему было приятно, льстило, что из-за него она лишилась покоя. Вспомнил поцелуй, который она смущенно подарила на крестинах. И тут же всплыла легенда о Цветиных лугах. В его представлении Мара была новой Цветой, боровшейся против косности и бездушия… Инженер поднял голову и еще раз взглянул на ее окно. Какая-то внутренняя сила тянула его к ней. Но… «Зачем он стоит на этой улице? Что он здесь ищет в это раннее осеннее утро, когда хризантемы еще не раскрылись навстречу солнцу?»