Инженер стоял перед знакомым подъездом и смотрел вверх. Вокруг было пусто. Темнела входная дверь, смутно вырисовывались контуры домов, и ему стало не по себе, что он, словно юный романтик, бродит в столь ранний час. То, что он романтик, знали почти все, и никто бы не удивился, встретив его здесь в это необычное время…
Он прошел дальше мимо других домов и вдруг заметил, что не только он, но и другие уже не спят. «Как все-таки много беспокойных людей здесь живет, — подумал инженер. — Впрочем, не только здесь. Наверное, не спит в своем Орешце и Игна. Не спят люди в близлежащих селах. Армия беспокойных растет, она побеждает ленивую безмятежность, изгоняет ночь, приближает вечный день. Беспокойные люди руководят миром и ведут его вперед, в будущее…»
В трепетном мерцании огней ему грезились миллионы людей, прогоняющих одиночество, отчаяние и мрак. Вот и сейчас — он один, но за ним идут тысячи людей. Инженера некоторые считали одиноким и замкнутым человеком — как они ошибались!.. Они не хотели понять того, что нельзя быть одиноким среди друзей. Даже сейчас, когда он бесцельно бродит по улице, он не одинок — говорит с друзьями, улыбается им и радуется за них. О себе он не думал, и совсем не чувствовал одиночества. Словно разговаривал с другим человеком, доверяя ему свои мысли. Другое дело, если бы у него отняли возможность мечтать, осуществлять свои мечты, быть среди людей, заботиться о них. Если бы отняли у него любимое дело. Вот тогда он был бы одинок. А сейчас у него все это есть. Чувства и мысли били ключом, заставляли искать, творить.
С наступлением рассвета становился заметным и дым. Стремительно, неукротимо вылетал он из заводских труб, расстилаясь по всему небу, покрывая землю своею черной пеленой. Инженер много думал, как победить его, чтобы он не омрачал чистоту наступающего дня. «Надо поделиться с кем-нибудь этим, пока мысль не ускользнула из головы», — сказал он сам себе и вздрогнул от заводского гудка, возвещающего начало первой, утренней смены. Домой он возвращался вместе с рабочими ночной смены, чувствуя себя поэтом, создавшим новое, еще не опубликованное стихотворение.
Завод работал в том же размеренном ритме, что и ночью, только сейчас, днем, ясней были видны его величественные контуры. Вокруг широко расстилалась холмистая равнина, и завод казался кораблем, бросившим якорь в глубокой котловине села.
50
Пуск завода навсегда рассеял мнение об инженере, будто он «интеллигентик», «мальчишка и романтик», как в свое время называл его Солнышко. Главного инженера выбрали в состав бюро окружного комитета партии. После того, как убрали Слынчева, выступления инженера стали смелее и содержательнее. На заседаниях и собраниях он говорил о новых методах работы, о будущем размахе механизации. Рабочие, техники стали лучше разбираться в вопросах строительства. Они у него учились быть смелыми и правдивыми. И когда зашла речь о его повышении, то среди членов бюро разногласий не было.
— Верно, молодой, но толковый, прозорливый! Принципиален, честен, трудолюбив. Людей любит, и они ему платят тем же! — высказывались представители завода.
— Вот мы и решили направить его на стройку нового завода, еще большего, чем этот, — сказало высокое начальство.
— Не отдадим!
— Вы же раньше его гнали, а теперь не отпускаете.
— Мы до самых главных дойдем, а его не отпустим! Будем просить назначить его директором завода! На заводе еще многое нужно сделать, организовать, наладить.
Начальство уже знало, что главный инженер предложил осуществить идею, которая пришла ему в голову в ту неспокойную осеннюю ночь, когда он стоял на косогоре…
Завод работал уже целую зиму. От его тепла снег долго не задерживался… Ранней весной Цветины луга опять заполнились людьми. Прибыла большая колонна длинных черных машин. На том месте, где полтора года назад его чуть не забросали комьями земли, стоял главный инженер, украшенный цветами. Люди выдержали испытания и сейчас казались преображенными. Только Дянко Георгиев, запуганный в свое время Солнышком, остался таким, как был. Он рассыпался в комплиментах перед главным инженером, сновал взад-вперед, готовый выполнить любое его распоряжение. Дянко думал, что теперь все пойдет хорошо и он с Марой будет счастлив. Но Мара презирала его. Пуск завода совсем отдалил от него жену. Мара уже привыкла безропотно нести бремя жизни и довольствоваться малым, брать у нее то, что она еще могла ей дать, иногда думая, что она просто устаревшая идеалистка. Она теперь жила так, как жили многие другие женщины: без волнений сердца, не давая воли чувствам. Наблюдая за современной молодежью, она пришла к выводу, что умозрительность в ней берет верх над эмоциональностью, что она не может чувствовать и переживать так, как ее поколение. Ей казалось, что интеллект разрастается за счет души. А она не хотела видеть будущее только в станках, чертежах и строительных лесах, видеть на месте человека робота, лишенного мыслей, чувств и волнений. Нет, ей не нужно такое будущее. Человек, построивший этот огромный завод и руководящий им, человек, от которого скорее можно было ожидать душевной черствости и расчетливости, сохранил способность волноваться и волновать других, душевную чистоту, отзывчивость и любовь к людям. Такому не скрыть богатства своей души. И она стала жить им, о чем он и не подозревал. Инженер стал ее вдохновением, вернее, пробудил его в ней, и без этого она теперь уже не могла жить. Ее деятельность без завода и без инженера была бы тяжелым бременем. Инженер был как бы источником жизни. Он щедро давал ее всем — и людям, и машинам. Без него машины были бы всего лишь бесполезным нагромождением металла, как и земля без человека стала бы пустыней. Высшее назначение человека, состоит в том, чтобы отдавать свои душевные силы всему, к чему он прикоснется. Без человека нет жизни. Любой ценой нужно стремиться сохранить в себе человека!