Местности, как люди. Не случайно им часто присваивают человеческие имена. Каждая местность, как и любой человек, имеет свое лицо и свой характер. И у каждой есть нечто такое, чем она отличается от других — плохое или хорошее: одни недобрые, мертвящие, другие — ласковые, улыбчивые, так и притягивают к себе, так и манят. Им ты можешь излить свою душу, и станет легче. Но и у самой плохой местности обычно есть что-то хорошее.
Красою села Орешец были Цветины луга. Когда-то, давным-давно, самая красивая девушка села, по имени Цвета, на этих лугах дала слово своему любимому. Но турецкий паша, однажды проезжавший мимо села, схватил приглянувшуюся ему девушку, перекинул поперек седла и умчал. Осиротели луга, словно с них сорвали лучший цветок, но стали еще любимее, еще дороже людям, чем раньше. Говорят, что каждый год весной, на Цветницу[1], красавица Цвета появляется в лугах, вся увитая гирляндами цветов, и луга наутро просыпаются в бриллиантах разноцветья.
В этот день люди высыпа́ли на Цветины луга встречать приход весны. Учителя выводили детей, пастухи выгоняли стада. До поздней ночи с лугов доносились звуки музыки и залихватские выкрики плясунов.
Многие парни оставались на лугах до рассвета: вдруг покажется красавица Цвета. Но все напрасно. Правда, говорят, кто-то когда-то видел, как она спускалась с Могилы и в тоске-печали кликала своего суженого; другой подстерег, как после первых петухов она выходила из реки, а третий, притаившись в Челебийском лесу, видел, как она ходила по лугам, разбрасывая цветы, словно сеятель.
Посторонние не замечали красоты Цветиных лугов, проезжали мимо, равнодушные. Для них это был просто луг, где можно пасти скот и косить сено. Но для орешчан эта местность спокон веку была святыней. Луга эти, раскинувшиеся до самой реки, пьют ее живительную влагу, в дни разлива река омывает им ноги, а летом они глядятся в ее воды, как в зеркало.
Как только появятся первые проталины, туда бежит детвора. Бегут с корзинками и котомками — сначала за щавелем, молодой крапивой и ревенем, потом за цветами. Тут даже темные глаза становятся синими от васильков, лица сплошь желтеют от цветочной пыльцы, а волосы пахнут мятой. Пока хозяева не наставят на Цветиных лугах своих «меток», коровы и овцы щиплют сочную молодую траву, вкус которой остается на зубах до следующей Цветницы. Но как только трава пойдет в рост, тут уж никому не повадно бродить по лугам.
Ходили только тропинками, словно через брод, утопая в густой, как молоко, росе, упиваясь ароматом цветов и трав, жужжанием пчел. Кто бывал здесь в пору цветения, тот весь год носил в себе ощущение счастья. Голова слегка кружилась от обилия запахов. Ноги отказывались идти, тянуло упасть в траву и лежать долго-долго, не вставая. И для влюбленных не было лучше места, чем Цветины луга. Лучшей постели, чем свежескошенное сено Цветиных лугов, не найти вовек. Здесь не только рождалась любовь, здесь она расцветала, созревала… Здесь и дети рождались, как отава после первого покоса. Здесь и… кровь проливалась. Петр Гошов убил соседа за то, что тот по ошибке скосил один ряд сена с его участка. Замахнулся косой и… — нет человека!.. А Пецин Младжо, так тот упал с нагруженной сеном телеги и напоролся на вилы. Стога делали конусообразными, узкими и высокими. Дено Денкин свалился с такого вот стога, повредил себе позвоночник и до сих пор ходит согнутый в дугу. Ни один покос не обходился без увечий: то кто-нибудь из молодых себя черкнет, то соседа зацепит косой. Если верить легенде, суженый Цветы, обливаясь кровью, рухнул в траву недалеко от Тутиной груши под ударами турецкого ятагана, и с тех пор вокруг груши пламенеют костры алых цветов. А сколько пота крестьянского пролилось на этих лугах! Потому-то так милы они сердцам орешчан. Заполучить клочок Цветиных лугов было неслыханным богатством, все равно что бедняку, который редко держал в руках медный грош, найти золотой.
Быть может, для других Тутина груша была просто деревом, одиноко растущим среди лугов, но для орешчан она была их жизнью, их судьбой! Кто из них, будучи мальчишкой, не карабкался по ее стволу, не дневал и ночевал здесь, под грушей, не косил траву в юности, а там, смотришь, — в косьбе да в молотьбе и жизнь пролетала. Рано утром, как только взойдет солнце, косари уже сидят под деревом, а их пестрые торбы висят на ветках, будто крупные груши. Начинается никем не записанная песня — песня кос.