Сыботин, возвращаясь домой, еще издали заметил, что из трубы его дома весело валит дым. В доме, наверное, услышали его шаги, когда он перебирался через размокший от осенних дождей двор, потому что дверь была не заперта и легко подалась под рукой. В очаге пылал огонь, чтобы можно было просушить намокшую под дождем одежду. Игна вскочила из-за стола и встретила его на пороге улыбающаяся.
Сыботин обрадовался, что жена дома. Дорогой он все думал, застанет ее дома или опять, как в прошлый раз, хлеб покажется горше полыни. Он решил не ругать ее сегодня, хотя сейчас ему было бы еще труднее сидеть в холодной, нетопленой комнате и ждать, пока она вернется с заседания. История с садом еще больше сблизила их. Тогда он понял, что не только в жене, но и в нем еще крепко сидит землепашец. Он почувствовал, что жена права, решил больше не становиться на ее пути, и сейчас ему не терпелось узнать, как идут ее дела. Он вынужден был признать ее превосходство. У него все было просто. Сыботин считал себя бежавшим от трудностей крестьянином, который никогда больше не вернется к земле. Его дорога была ясна — она вела прямехонько на завод.
А Игна только-только становилась на ноги, оперивалась. Пока Сыботин работал в кооперативе, она была хорошей хозяйкой и только, мало пеклась об интересах села. Зарабатывала трудодни, но сердцем и душой всегда была дома, в семье, не любила вмешиваться в дела кооперативные, а тем более общественные. Это считалось мужским делом.
Но сейчас ее словно подменили. Этот завод разбередил ее душу, поднял нетронутую целину. Напоследок Сыботин стал подмечать в жене особую горделивость, чувство собственного достоинства, свойственные каждой женщине, когда ее поставят на какой-нибудь важный пост, дадут в руки власть. Он думал, что Игна по не опытности начнет спотыкаться, делать промахи. И говорил себе: «Пусть помается, увидит, что в жизни не все идет как по маслу, такая неразбериха бывает, что сам черт ногу сломит. А поняв, перестанет сердиться из-за пустяков, чаще будет соглашаться: «Ты прав, Сыботин!».
Сыботин знал семьи, где муж и жена занимались общественной работой, и уже не видел в этом беды, как раньше.
«Если муж не верит жене и держит ее взаперти, то она сквозь замочную скважину пролезет, а добьется своего!»
Сыботин верил Игне. За столько лет он слова худого о ней не слыхал. Сначала считал ее работу в правлении детской забавой, стремлением как-то убить свободное время. А потом пришел к убеждению, что это не забава, что работа открыла Игне глаза, раздвинула горизонт, подняла ее не только в его глазах, но и в глазах всего села.
Он, оказывается, плохо знал свою Игну. Она первой из женщин дала бой бульдозеру, дерзнула восстать против самого Солнышка. Все село только и говорило об Игне, и Сыботину это было приятно. Раньше, бывало, услышит от соседей доброе или худое слово — и все, а сейчас все село не нахвалится, какой она молодец.
— Эй, Сыботин, да у тебя, оказывается, жена — герой! Вот это жена!
У Сыботина горели уши, он только улыбался да смущенно моргал глазами.
— Еще когда твоя жена комом земли огрела меня по голове, — сказал ему как-то инженер, — у меня мелькнула мысль, что она права. Но ты ведь знаешь, как у нас делается. Твоей жене цены нет. Почему ты не возьмешь ее сюда?
— И слушать не хочет! — смеялся Сыботин. — Говорит: «Крестьянкой родилась, крестьянкой и умру».
— Дочь полей! — промолвил инженер, и с тех пор Сыботин часто повторял про себя эти слова: «Дочь полей». От них веяло чем-то хорошим, родным — запахом спелых хлебов, цветущих яблонь, молодых орехов.
«Дочь полей», — сказал он сам себе и сейчас, увидев ее счастливое лицо, открытый смелый взгляд и улыбку. Улыбку не рабыни земли, а… дочери полей.
— Ой, ой, ой! Плащ на плечах, а промок до нитки, — и Игна тут же сняла с него черный плащ, вода с которого текла по брюкам, вытряхнула его с порога и повесила за дверью.
Сегодня ему не пришлось ждать ужина. Все было готово. «Вот так бы и всегда! — подумал он, присаживаясь рядом с дочерью перед очагом и любуясь женой, хлопотавшей у стола. — Пусть себе работает в правлении на здоровье, но и о муже забывать не следует».
Он радовался, что жена нащупала ту золотую середину, которая удерживала ее от перегибов, не в пример тем женщинам, которые ради общественной работы забросили дом, разбили семью.
«Умница! Умница у меня Игна!» — думал Сыботин, а сам спрашивал Яничку:
— Ну, как машины? Расскажи!
— Работают, папа. Мы всей школой ходили смотреть. И на берегу работают. Видел, какие террасы насыпали?
— Нет, не видел. Темно было.
— На склонах Йошина холма теперь все ступеньки, ступеньки, а мы засадили их деревьями. Директорша Мара говорила, что будет как в Швейцарии. Ты знаешь, какая Швейцария?