Девушки хохотали, слушая Игнины шутки-прибаутки.
— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — заливались они, и от их хохота, казалось, начинало дрожать небо.
Шутки шутками, но, завидев направляющегося к ним председателя, они подтягивались, начинали тайком прихорашиваться: поправлять волосы, юбки, чулки и с особым старанием налегали на работу.
— Идет, идет! — взволнованным шепотом передавали друг другу. То тут, то там еще раздавались смешки, но с приближением председателя все смолкало, слышны были только удары мотыг да дружное, ритмичное дыхание. Глаза, издалека следившие за председателем, стыдливо опущены. Девушки улавливали каждый его шаг, и им казалось, что идет он слишком медленно. Сердца заходились в ожидании, к кому он подойдет, с кем заговорит, словно от этого зависела их судьба: на которую первую взглянет — та и будет его избранницей…
Дянко Георгиев, конечно, ни о чем не догадывался. Он давно забыл шутку Игны насчет женитьбы. Да ведь и не мудрено — на его плечи легло столько забот, что у него голова шла кругом. Каждый день обнаруживал он какой-нибудь беспорядок, вечером возвращался домой с мыслью, что все улажено, а на другой день всплывали новые неурядицы, почище прежних. Он еще названий всех местностей вокруг села не усвоил. Примерно говорят ему: «Трыпка», а он никак не может припомнить, где она, эта чертова Трыпка, находится. И несмотря на то, что он просил называть участки по номерам, бригадиры, звеньевые и кооператоры продолжали называть их по-старому. Как он ни бился, но дальше добавления к названию местности слова «участок» дело не пошло. А названий этих не счесть: Трыпка, Немовец, Чрынкин-бугор, Попрето, Тополи, Янские наделы, Пишура… в общем, так много, что новому человеку надо было по крайней мере месяц, чтобы все их запомнить. А ведь ему нужно было знать не только названия местностей, он должен был изучить до тонкости характер каждой местности, знать, что с ней делать, к чему она пригодна.
Еще труднее, пожалуй, труднее всего было с людьми, с женщинами. Он должен был знать их имена и даже прозвища, ведь прозвища даются людям неспроста, в них есть что-то от характера человека.
Ему уже было совестно обращаться ко всем с одним и тем же словом «товарищ». Он чувствовал себя крайне неловко, когда на заседании правления приходилось говорить о ком-нибудь из женщин: «Да эта, такая высокая и стройная, как тополек…» И женщины, посмеиваясь, начинали угадывать, о ком идет речь: «А-а! Парашкева Йотова, небось». «Вот, вот», — обрадованно хватался Дянко за это имя и уже старался не забывать его. «Парашкева, Парашкева, Парашкева», — несколько раз повторял он про себя. Но тут же натыкался на «доярку с длинными, как у школьницы, черными косами». «Это Лица!» — хором подсказывали женщины. И опять он силился запомнить: «Лица — значит Елица».
Если бы их было пятьдесят, даже сто, так еще можно было бы всех упомнить. Но ведь их было более шестисот человек. Опять-таки надо было знать, кто из них спокойнее, кто раздражительнее, какая старательная, какая ленивая, словоохотливая или молчаливая, застенчивая или гордая, — к кому с какого боку зайти. Женское сердце представлялось ему чем-то вроде часового механизма. Стоит нажать на какое-нибудь маленькое колесико, и часы затикают, стрелки задвигаются и начнут отсчитывать время. Не сумеет человек найти это маленькое колесико, пусть хоть золотые будут часы — не пойдут, станут лежать без толку да пылиться.
На этот раз председатель застал девушек врасплох. Он ходил на Пешуганскую вырубку. Накануне вечером ему сказали, что кто-то нарубил там целый воз молодняка, и он решил проверить, правда ли это. Оказалось, правда. Он с досадой думал, кто бы это мог сделать — чужие пакостники, как любят оправдываться орешчане, или свои. К сожалению, в селе еще водились охотники подбирать то, что плохо лежит, и на его плечах лежала еще одна тяжелая обуза — борьба с расхищением кооперативной собственности.
— Как дела, девушки? — раздался со стороны леса его звучный голос, и все, как по команде, подняли головы.
— Спасибо, хорошо! — не отрываясь от работы, ответила за всех молчаливая Милка, звеньевая, и вся зарделась от смущенья.
Приход председателя заставил девушек поднажать на работу. Щеки их раскраснелись, на висках заблестели капельки пота. Но еще мгновенье — и снова проснулся смешок, глаза забегали, застреляли, ловя каждое движение председателя, каждый взгляд.