Текущий год был последним в жизни двух монархов: Дании и Пруссии, а это могло повлиять на сбалансированность политической ситуации в Европе. Не удивительно, что Фредерик Седьмой пригласил на тайные переговоры Старко. Через две недели, вернувшись, Олег рассказал по секрету своим ближникам о чём толковали сдружившиеся в последние годы монархи.
— Его величество решил повторить шведский манёвр и усыновить меня, как в своё время был усыновлён Карл Бернадот.
— Поздравляем, но что сказали в парламенте?
— Не поверите, фолькетинг тоже поддержал идею, — как-то подозрительно это прозвучало, — им выгодно, чтобы к власти пришёл состоятельный монарх, к тому же имеющий крепкую современную армию.
— Ну и когда тебя предполагают усыновить?
— Никогда, Альберт Августович, я отказался.
Молчание наступило из-за явно идиотского ответа, причём ничем не объяснимого. То есть, любое пояснение, даже самое логичное, всё равно будет глупостью по определению. Так не поступают нормальные люди, а зачем, спрашивается, служить ненормальному?
Глава 26
— Олег, я понимаю твой моральный подход, — неожиданно посерьёзнел Рихтер, — но это был уникальный шанс увеличить наше государство. Твой отказ неразумен для лидера страны.
— Иван Карлович, не спешите с выводами. Усыновление может вызвать серьёзнейшие династические споры-раздоры в дальнейшем. Поэтому мы нашли другий вариант, который предложил спикер фолькетинга херре Брегендаль.
Опять молчание, даже без предположений. Хомо сапиенсы таковы, что если на чём-то одном зациклились, то другие варианты им даже в голову не приходят.
— Он тоже имеет минусы, но оставляет больше свободы для манёвра.
— И чего же вы удумали?
— Решили создать унию. Его величество Фредерик Седьмой, пока жив, передаст всю полноту власти парламенту, который примет решение о вхождении своей страны в наше королевство. Естественно, что за фолькетингом останется право выйти из унии, когда им заблагорассудится, путём проведения всенародного плебисцита.
— Всё не как у людей, — проворчал Борис Алексеевич.
А что делать, когда столько желающих прихватизировать Данию после смерти её короля? Тем более и Старко лишняя обуза ни к чему, он даже условие поставил, чтобы Исландии предоставили независимость. Пусть её какая-нибудь Великобритания кормит. Зато теперь претендовать на Голштинию будут только совсем картонные дурилки. Хрен каких Августенбургов на пушечный выстрел подпустят, а точнее не подпустят. Или всё-таки подпустят, а потом залпом из этих пушек и жахнут.
— Да уж, сколько же недовольных воплей по Европе разнесётся? Англичане всякими нотами нас завалят, — пророчествовал Вересов.
— А береговая линия на сколько увеличится? Придётся тратиться на береговую оборону.
— Андрей, это неизбежно в любом случае. Зато у нас прибавляется действующий торговый флот и мы сможем построить Кильский канал лично для себя, для внутреннего пользования. Плюс, получим свой Босфор под названием Эресунн. Наши десятидюймовки без проблем до Швеции смогут добить, там всего-то одиннадцать вёрст в самом широком месте.
Новые перспективы увлекли членов совета, а Вересов получил указание заняться подготовкой договора. Желательно всё летом подписать, чтобы высвободить осень на войну с Австро-Венгрией. Хотя как бы других войн не случилось а-ля «за датское наследство». Хорошо, что Пруссия приостановила свои попытки объединить немецкие земли в нечто более качественное, чем Германский Союз. В реальной истории, она после победы над Австрией в 1866 году нахапала почти всё что сейчас принадлежит Старко. Теперь это навряд ли получится, да и Англия не позволит. Другое дело, что к западу от нашей нынешней страны лежит Рейнская Провинция.
— Может просто купить её у пруссаков, — предложил Полянский, — да и дело с концом.
— Ян Войцехович, нам вся не нужна, если что. Лишь до Мозера, чтобы границы с Францией не было. Но во сколько она встанет, у меня лишних денег нет. Разве что поменять на что-нибудь ненужное?
— Олег, согласись, что для того, чтобы отдать ненужное следует его иметь, — урезонил Легостаев, — а нам вроде всё самим нужно.