Три года спустя, после множества пропущенных собеседований, центр занятости пригрозил вычеркнуть его из списков, если он не явится на старую карандашную фабрику Гастона Клюзеля в Монруже, где требовался торговый представитель. Артюр все еще цеплялся за надежду найти место в крупной международной компании или хотя бы перспективном стартапе, но, если он хотел и дальше получать пособие и не дать своему банковскому счету обнулиться, выбора у него, пожалуй, не оставалось.
После войны на фабрике Гастона Клюзеля насчитывалось почти триста работников. В день, когда Артюр предстал перед правнуком ее основателя Адрианом Клюзелем, который отчаянно надеялся, что провидение ниспошлет ему того, кто спасет предприятие, их стало почти на три сотни меньше.
Когда устраиваешься на работу, к собеседованию надо подготовиться. Артюр, стараясь оставить себе как можно меньше шансов, разоделся как попугай: старая тенниска морковного цвета, красные как мак ботинки, штаны цвета детской неожиданности и лазурные носки. Для большего шика он надел фиолетовые подштанники – и тот же прелестный оттенок придал своим щекам, залпом выдув бутылку «Кот-де-Прованса».
Клюзель встретил его у входа на фабрику и пригласил в свой кабинет. Он с первого же взгляда понял, что с этим соискателем-арлекином, который, пыхтя, взбирался по лестницам, кривые продаж точно не изменят направление.
– Артюр Асторг? Вижу, вы уже три года сидите без дела.
– Я не сижу без дела. Я с утра до вечера занят созерцанием. И в частности – созерцанием цвета!
– Простите?
– Да. Возьми, к примеру, цветные карандаши, – продолжал Артюр, намеренно ему тыкая. – Такие гении, как Матисс, Тулуз-Лотрек или Пикассо, использовали их в некоторых своих творениях. Ты это знал?
Клюзель, засомневавшись, не насмехается ли над ним Артюр, как вопрос, так и обращение на «ты» оставил без внимания.
– Работа, о которой идет речь, состоит в том, чтобы увеличивать торговый оборот нашего ассортимента карандашей…
– Какая ответственность! А известно тебе, что французское слово «карандаш» – crayon – происходит от старофранцузского créon, что означает «мел»? – Артюр сделал паузу, а потом, самым лирическим тоном, – внезапный выпад: – Им мел мил! А мы раскрасим мир! Так что творение рождается здесь, у нас.
Клюзель еще чуть пошире приоткрыл рот, потом сглотнул и ответил, используя местоимение множественного числа:
– Спасибо, мы вам позвоним.
На самом деле Клюзелю позвонила сотрудница центра занятости – с сообщением, что этот безработный, который вот-вот утратит право на пособие, не будет стоить предприятию, которое решит его нанять, почти ничего – спасибо программе помощи по трудоустройству.
Вот так Артюр, совершенно того не желая, начал карьеру торгового представителя. Раньше он подписывал международные контракты – а теперь неспособен был даже уговорить писчебумажную лавчонку по соседству купить несколько коробок клюзелевских карандашей. Проснувшись утром, он клялся бросить пить, но каждый вечер его обещание растворялось в этаноле. Он чувствовал, как его затягивает в черную дыру.
Когда три месяца спустя Клюзель вызвал его к себе в кабинет, чтобы уволить, поскольку толку от него не было никакого, Артюр разрыдался. По его щекам текли пьяные слезы. Искренние слезы. Впервые в жизни он сдался. Он знал, что докатился до самого дна. И, против всякого ожидания, ему очень нравилось чувство, что он обрел себя, что он наконец-то честен перед собой. Он расстался со своим эго. Он готов карабкаться вверх.
– Умоляю вас, – высморкавшись в рукав, жалобно сказал он, – дайте мне еще один шанс.
Адриан Клюзель не испытывал к нему ни малейшей жалости, но все же не уволил – оставил в качестве мальчика для битья, и жизнь его была далеко не радужной. Клюзель отправил его следить за работой поточной линии. Часть зарплаты Артюра напрямую зависела от продаж, и потому теперь он обходился работодателю еще дешевле. Каждое утро Клюзель злорадствовал, глядя на этого офисного чистюлю в рабочем комбинезоне. Артюр контролировал изготовление карандашей и большую часть времени проводил, сидя на высоком табурете. Скуку помогал разогнать старенький радиоприемник со сломанным колесиком. Этот товарищ с металлическим голосом с утра до вечера выплевывал ему в уши передачи «Франс Интер».