Пришла пора исцелившейся возвращаться домой. Наступил момент прощания.
— Вы чудо сотворили. До конца дней за вас молиться буду. Вы же меня, сами того не зная, сразу от двух недугов исцелили!
Наташа обняла женщину и достала деньги.
— О, нет, девка, от второго недуга тебя не я вылечила, а любовь. Ты мне лишнего — то не приписывай. А деньги спрячь. Раз тебя сын привез, значит, ты наша. Кто же своих — то за деньги лечит?
***
Матвей истосковался по Наташе и едва сдержал себя, чтобы не затискать ее в объятиях прямо при матери. Но во взгляде девушки увидел что-то новое, чужое. Домой ехали молча. Почти у города пришлась остановиться: Наташу укачало и стошнило. Она выскочила из машины и метнулась к придорожным кустам. Матвей побежал вслед.
— Уйди, — заорала девушка. Все нутро ее, казалось, выворачивало на изнанку.
— Не уйду. Моя ты. И дитя мое. Чего стесняться? Я теперь всегда рядом буду. Вот, возьми водичку попей, станет легче, — протянул он Наташе бутылку с водой.
— Матвей, я еще сама ничего не знаю, сама ни в чем не уверена. Понимаешь меня, что я не уверена в своей беременности. Рано радоваться, ибо потом горько будет разочаровываться. Этого просто не могло произойти! Я сколько лет лечилась.
— А я во всем уверен. Ты беременна. У нас с тобой будет дочка. Я сто лет свое счастье ждал.
— Какое счастье? Я замужем, надеюсь, ты об этом помнишь, и сейчас сам везешь меня к мужу.
— Сейчас мы приедем и все ему расскажем, а потом расскажем твоей маме, сыну и всем, кому еще захочешь рассказать.
— Не смей. Я еще не уверена в беременности, и не приняла никаких решений. Семья у меня. В ней растет наш с мужем сын. Он любит отца. Не тебе решать.
— А как же моя дочь, которая должна тоже жить с отцом?
— Смешной ты, какая дочь? Если это правда, то внутри меня всего лишь маленький зародыш, которому какой-то десяток дней. Кто тебе сказал, что я собралась рожать этого ребенка?
— А ты скажи. Прямо сейчас и скажи.
— Не скажу.
— Ты даже думать о другом не смей! У нас с тобой есть, были и будут разные разговоры, ссоры, споры. Ты можешь быть со мной или не быть. А вот этой темы не будет никогда. Ни единого слова сомнения в том, что этот ребенок родится, мы даже произносить не будем.
— Ты не дави на меня, Матвей!
— Я не давлю. Я люблю тебя, родная. Я приму любое твое решение, даже если мое сердце после этого разорвется на куски. Кроме того решения которое мы с тобой только что исключили. Это дитя родится! Пообещай мне сейчас же, — мужчина, сам того не замечая, крепко схватил Наташу за плечи и неистово сотрясал ее, умоляя произнести обещание.
— Пусти, дитя вытрясешь, идиот, — наконец, взмолилась Наташа — Если оно уже во мне, оно, конечно, родится, я ждала его столько лет…
Они не спорили больше. Наташа безучастно уставилась в пыльную дорогу и молчала. А Матвей всю дорогу уверял ее: «Я знаю, что все будет хорошо. Все образуется. Верь мне, родная моя, хорошая, любимая…»
* * *
С недавних пор Васильку стало трудно определить свой нынешний статус. Жена стала совсем другой — чужой и незнакомой. Уезжая, обмолвилась с ним всего несколькими словами: уехать ей, видите ли, надо, на лечение, не сказав куда, зачем, на сколько. Такого никогда не было за все время их совместной жизни. А то, что она наговорила ему накануне, ему и вовсе вспоминать не хотелось.
Неужели все сказанное женой правда? Василек ловил себя на мысли, что негодовал он не столько от ревности к ней, сколько от страха за себя, за то, что его жизнь может кардинально измениться, а к таким изменениям он был совсем не готов. Он хотел, чтобы жена вернулась домой, снова став «бригадиром», чтобы они во всем друг другу признались, все друг другу простили, и снова все стало как прежде.
Но Наташа уже так долго не звонила и не объявлялась. Васька все чаще был у родителей жены. Нина Дмитриевна тоже недоумевала, почему дочь уехала, никому ничего толком не объяснив.
— Что у вас случилось? — допытывалась она у зятя.
— Все нормально, подлечится и приедет, не хочет рассказывать из-за каких-то предрассудков, — пряча глаза, мямлил Василек.
Но зная дочь, ее нрав и характер, мать понимала, что та не могла уехать куда-то, ничего никому не объяснив. Стало быть, случилось нечто чрезвычайное или еще хуже, непоправимое.
Светка Василька игнорировала. Родных не было. С друзьями Василек теперь не общался. Да и не было у него друзей, как он теперь понял. Все знакомые и друзья их семьи были, скорее, Наташины. Когда-то он считал другом Павла, но потом стал спать с его женой. Затем Сергея…Об этом думать было совсем невмоготу.