— Ага, Ва̀шка тож так думал, и Горх его потом едва ли не с потрохами сожрал.
Бритый опять засомневался. Судьба Вашки не прельщала. Взбелённый Горх сослал незадачливого подчинённого в городские стражники. Лучше бы уж сожрал!
— Вот же пакостная баба! — он всё же начал одеваться.
— Ну а чего ты к ней полез? — повторил вопрос товарищ. — Сам знаешь какова! Она Хвѐшку два дня назад с третьего этажа швырнула. Но он-то оборотень, на все четыре лапы приземлился и потрусил дальше, а ты костей после не соберёшь.
Бритый только фыркнул и громыхнул дверью, выходя.
Косая башня — одна стена у неё была выше другой, из-за чего она действительно выглядела кривой — возвышалась над западной стеной. Самая тонкая из башен она предназначалась не для караула, а для сигнального колокола. Наверху всегда кто-то дежурил и в случае опасности — ну, там пожар во дворце — бил в колокол.
На верхней площадке под остроконечной крышей, поддерживаемой четырьмя столбами, лежала каменная плита серого цвета. С одной стороны она была выше, чем с другой, и по линии её поверхности можно было горизонт выверять. Выше, в трёх локтях над плитой, висел громадный чугунный колокол, украшенный затейливой вязью. Несмотря на то, что гигант казался недвижимым, в сильный ветер он раскачивался как маятник и вместе с ним дрожала вся башня. Из-за этого его даже лишили «голоса», чтобы попусту не беспокоил трезвоном, и часовые обычно сами подвешивали чугунную болванку язычка на крюк, если всё же требовалось всполошить дворец.
На плите, свернув ноги кренделем, сидел сухощавый мужчина с длинными редкими белёсыми волосами, собранными в куколь на затылке. Длинноватое лицо с острым подбородком выглядело усталым, но всё же казалось, что мужчина не старше самой Дейны.
— Доброе утро, дядя Изен.
Мужчина не спешил открывать глаза, но Дейна была уверена, что он уже давно заметил её. Наконец он приподнял веки, и вокруг глаз тут же расползлись лучи морщинок, а уголки губ залегли в складках.
— Дейна, — неожиданно старческий голос заставил женщину вздрогнуть. А вроде бы столько раз слышала. — Чего это ты меня, старика, ищешь?
— Спросить хочу, — прямо сказала та. — Ты давно здесь служишь, многое знаешь, многое видел.
— Ну, всякое случалось, — скромно отозвался Изен, начавший службу ещё при прошлом императоре.
Оборотень из северного орлиного клана пришёл во дворец на смену сыну. У того жена разрешилась двойней, и опасная служба при дворе ему уже не подходила. Изен здесь быстро прижился, обрёл уважение и тихо-мирно нёс службу уже почти семьдесят пять лет.
— Наги раньше часто приезжали?
— Да так же, как и все. Почти каждые пять лет.
— А наагалей Ссадаши раньше приезжал?
Лицо дядьки Изена неуловимо изменилось. Старый оборотень прищурился и неспешно зашарил по поясу. Нашёл кисет с табаком и неторопливо раскурил маленькую трубочку.
— Бывал, — наконец ответил оборотень. — Третий раз за мою службу приезжает.
— Кто он такой?
— А тебе какой интерес? — зыркнул на неё голубым глазом дядька.
— Император отрядил меня к нему в охрану.
— О, — коротко выдохнул оборотень и глубоко затянулся дымом. — Подсобил тебе величество. Да ты не переживай. Странный он просто.
— В смысле, странный?
— Ну… такой, — дядька неопределённо махнул трубкой из стороны в сторону. — Жеманный, женственный, в бабскую одежду рядится, на мужиков вешается. Тьху, — оборотень лениво сплюнул, — непотребство и только. Ты женщина, тебе бояться и не стоит.
— Мне не за себя, а за него бояться нужно. Есть ли враги? Может, обидел кого среди других посольств?
— Ох, Дейна, а то ты нас мужиков не знаешь? Да одно его существование уже обида, — хмыкнул оборотень. — А так вроде ничего особенного. Жена повелителя нагов вроде бы его ценит, любит и оберегает. У нас его, кстати, старожилы Цветочком прозывают. А чего интерес такой? Али тебе ничего про него сказали?
— Сказали, — отозвалась Дейна, не став пояснять, что остро ощутила в словах императора недосказанность. — А кто он у нагов? Какое положение занимает, что его в само посольство впихнули?
— Я ж говорю, любимец повелительницы. Мож, скучно стало на родине, вот его развеяться и отправили, — пожал плечами Изен.
— А чего тогда по дворцу слухи про него какие-то неясные расползаются?
— Так на мужиков же вешается. Вот наши бравые вояки за свою честь и трясутся.
— Ладно, спасибо, дядя Изен.
Оборотень посмотрел вслед женщине, запоздало ощущая лёгкий укол стыда. Перед глазами всплыло воспоминание почти пятидесятилетней давности. Красноглазый бледнокожий наг в растерзанной и покрытой кровавыми пятнами одежде. Дядька Изен тряхнул головой и засунул мундштук в рот.