— Ну я подумал, что господину нужно уединение… — в замешательстве протянул наг, но, посмотрев в глаза напарнице, умолк.
Шширар никогда бы не посмел издеваться над собственным господином. Как бы тот его ни доставал, чтобы ни делал, он не мог позволить себе опуститься до мести.
Но сейчас… В груди нага заклокотало торжество.
Господин сам решил поддерживать заблуждение хранительницы. И он, его верный слуга, не может допустить, чтобы планы наагалея раскрылись так рано. Он просто обязан поддержать его.
— Хотя зря я так решил, — торопливо произнёс Шширар и распахнул дверь перед Дейной.
Ссадаши едва успел согнать с лица выражение глубокой задумчивости. Минуту назад он завалился на постель, поражённый заботой хранительницы. Он-то думал, что хорошо позабавится, раз за разом вызывая в Дейне смущение, сомнения и подозрения и постепенно подводя к мысли, что она сильно ошиблась. Но поведение женщины его в очередной раз озадачило.
Кто она вообще такая? Почему ей так рады в публичном доме? Да и она здесь распоряжается с уверенностью частого гостя. Ссадаши в очередной раз задумался о глубине императорского коварства, но дверь распахнулась и ему пришлось быстренько натягивать личину глупого удивления.
— Ты принесла поесть?
— Да, мы не ужинали.
Дейна спокойно расставила на столе кушанья, а затем сама расположилась в кресле лицом к окну.
— Ты останешься здесь? — Ссадаши в конец озадачился.
— Конечно, господин, я всегда буду с вами.
«…всегда буду с вами,» — эхом зазвучало в голове Ссадаши.
— Но другие уползли с женщинами в одиночестве, — попытался воспротивиться он.
— Но они же приползли одни, — пожала плечами Дейна и притянула к себе блюда с курицей. — Если бы они пришли со мной, то я бы составила им компанию. Вы играйте, не обращайте на меня внимания.
Ссадаши обескураженно посмотрел на проститутку, и та, солнечно ему улыбнувшись, выставила вперёд ладошки. За такую сумму она сыграет с этим хвостатым господином во что угодно.
Нервный худощавый парнишка торопливо сошёл с ярко освещённой улицы развлечений и замер под стеной в тёмном проулке, стараясь унять бешенный стук сердца. И чего ж ему так повезло? Нет бы Хлѝшка их заметил, так Тёмные в его сторону направили! В ногах кости от страха таяли от одной только мысли, что надо к Трупожору идти. А не пойдёт…
Паренёк гулко сглотнул. Эта улица ему в догляд досталась. Соврёт, что не заметил, и шкуру с живого снимут. Ох, надо было не к Орясию идти, а к Гласѝлу. Тот хоть и бешенный, но кости не трогает. А Орясий со всем спокойствием голову от тела отделит.
Воровато осмотревшись, паренёк утёр пот и заторопился к тайному месту, утешая себя, что хорошие новости несёт. Гонца с хорошими вестями ведь тронуть не должны?
[1] Допрашивала Ссадаши не «какая-то мозоль», а виконт Моззи, которого император поставил расследовать заговор.
[2]Вхыбом Сухмедячим — лучше не переводить…
[3]Лоиссена — река в Раммаше.
Глава IX. Ночь, полная наслаждения
Ладушки змеехвостого господина не прельстили. Скуксившись и поскучнев, он подался к Дейне и, бухнувшись рядом с креслом на пол, полез к ней на колени. Умостив на них локти и подбородок, Ссадаши с укором уставился на хранительницу.
— Мне скучно.
— Поужинаете? — Дейна с аппетитом вгрызлась в куриную ляжку, пытаясь собственным энтузиазмом раззадорить голод наагалея.
— Не хочу! — красноглазая немочь всем телом прижалась к её ногам, а фиолетовый хвост начал завораживающе неспешно оборачиваться вокруг кресла.
— Вернёмся во дворец? — с готовностью предложила хранительница.
— Нет, я хочу спать здесь, — наг закрыл глаза, а затем и вовсе уткнулся лицом в колени женщины.
А вот кончик хвоста за креслом раздражённо постукивал по полу.
Ссадаши немного злился на себя.
Обманулся.
Дейна оказалась не суровой, а невозмутимой. Сидит спокойно, ест и нянькается с глупым господином. Причём сидит в борделе, за стеной раздаются страстные охи и ахи, а на постели в соблазнительной позе лежит одна из наездниц Инан и томно смотрит на неё. Кстати, почему она так смотрит? Не так часто Ссадаши доводилось встречать среди женщин аристократических родов такую невозмутимость перед лицом откровенного неприличия.
Появилось нехорошее ощущение, что дар понимания сломался. Ссадаши порой позволял себе упиваться своей проницательностью, особенно если имел дело с неприятными или высокомерными личностями. О, как приятно было смотреть на их злость, непонимание и откровенное отчаяние, когда до них доходило, что от всепроникающего взора Уст наагашейдисы не скрыться. Ссадаши никогда и не таился, что наслаждается изысканной игрой на чужих нервах.