– Там ещё на оборотной стороне, – подсказал Вааш.
На оборотной стороне прямо над печатью шла корявая надпись графитом.
«Ты не думай, вряд ли она сообразит тебя проклясть. Она, кажись, вообще не понимает, что её пожелания сбываются»
Ссадаши мигом представил, как идиотка проклинает его. Что-то вроде: «Влюбись в леди Неру, а ко мне остынь». И озверел ещё больше. Бросив письмо на пол, мужчина от души подубасил по нему хвостом и кровожадно осмотрелся. Арреш трусливо попятился за спину Вааша. Вааш виновато смотрел светлыми глазами, но ничуть не боялся расправы. Наверняка противоядия хапнул накануне!
– Твари, – с ненавистью выплюнул Ссадаши. – Как вы могли упустить девчонку, которой даже третий десяток не стукнул? Ты, – он уставился на друга, – директор школы нагинь. Ещё ни один хвост не слинял без твоего ведома за ворота, а тут за одной уследить не смог?
– Так я не один охрану несу. Вот пойдёт она в школу, и убедишься, что из неё не слинять.
– Никакой школы!!!
Фиолетовый хвост яростно хлестнул по перине, балдахин заколыхался. Злость поглотила все эмоции. Ссадаши ощущал отклики досады, обиды, он понимал, что, должно быть, жутко расстроен, но пока чувствовал лишь пожирающее бешенство.
Он сожрёт Дейну! Поймает и съест!
– Поцелует всего… Любит… Замуж пойдёт… – Ссадаши выплёвывал слова как яд. – Врать мне смела!
Вааш плотно сжал губы, удерживая: «Ну так и ты ей сколько брехал».
– За вас, дядя, переживала, – Арреш решил, что напоминание о небезразличии девушки Ссадаши немного умилостивит, но нет.
Он уставился на племянника наливающимися кровью глазами, в которых узкими клинками вытянулись вертикальные зрачки.
– Душа у неё болит, Ссадаши, – Вааш поступил мудрее. Какой наг не проникнется страданиями любимой женщины? – У неё родичи вон едва не поумирали, а она себя в этом винит. А тут ты за неё подставился. За жизнь твою дохлую переживала. Случись с тобой что, она уж умрёт.
– Умрёт?! – прошипел Ссадаши, взгляд стал ещё злее. – Случись со мной что, она и не узнает! Она мне сердце вырвала! Это забота?!
Вааш вздохнул. Любовь не сделала Ссадаши более похожим на других нагов.
– На месте ваше сердце, – буркнул Арреш и получил хвостом в живот от Вааша.
– Ссадаши-Ссадаши, – Вааш поймал бросившегося на племянника друга, – дурак он. Ну чего ты, право? С таким семейством твоя Дейна не пропадёт.
– Что они могут?! – бесился Ссадаши. – Её обманул какой-то пройдоха, её едва не убили, а что сделали они?
– И её наверняка уже сцапал Дел. Он отставал-то на часа четыре. С ним Шем, Шширар и Амарлиша. А Лишка та ещё разбойница. Помнишь, как она Дела выкрала? Дейну она стащит даже быстрее.
Ссадаши продолжал напирать на грудь друга.
– Да стоит объявить твоим, что ты наконец сподобился влюбиться, и тебе её притащат через неделю, обвязанную красивым зелёным бантом. Друг мой, ну куда ты сейчас потащишься? Тебя ещё шатает. Никуда девочка не денется. Давай приляг. Твои родители скоро в город приедут…
Вааш осёкся, увидев, как опасно прищурился Ссадаши.
– Ну помну же, – страдальчески протянул громадный наагалей.
Вааш оказался не таким уж предусмотрительным, и Ссадаши его всё-таки отравил. Легонько лизнул друга в шею, когда тот, обхватив его ручищами, волок к постели, чтобы увязать в балдахин. Рухнул благо на спину, иначе ноющие рёбра Ссадаши не выдержали бы.
Арреш остановить взбешённого дядю не посмел и убрался с дороги, хотя лежащий на полу Вааш яростно шипел, требуя, чтобы «червяк взял свои жалкие яйца в кулачок» и остановил и так едва ползущего Ссадаши.
Для проспавшего несколько дней Ссадаши был отвратительно бодр. Злость давала ему силы, а выражение лица распугивало охрану, как веник мух. Во дворе наагалей вскочил в чью-то колесницу и, хлестнув лошадей, помчался к городским воротам. Аррешу ничего не оставалось, как последовать за ним.
Горожане выворачивали шеи вслед расхристанному, мчащемуся как на пожар наагалею и обеспокоенно тыкали в его сторону хвостами. Ядовитый Цветок рода Фасаш редко можно было увидеть в такой ярости и в столь неприбранном виде. Старожилы сошлись во мнении, что ничего хорошего это не сулит.
– Попомни моё слово, – шепелявил древний наг своему несовершеннолетнему прапрапра- и ещё боги весть сколько правнуку, – скоро вся столица будет плясать в угоду Кукловода повелительницы.
– Да али повелитель допустит? – выпучил глаза внучок.
– Господин любит театральные представления, а Уста наагашейдисы даёт их не так часто, но помнят их веками.
– Да как же нечасто? – удивился нажонок. – В начале года бедокурил.