Ничего, кроме как переставить кровосос на тумбочку, чтобы он гарантированно не смог дотянуться до птиц, Инга не придумала.
И строго-настрого запретила Оле прикасаться к листьям.
Пожалуй, придется его продать и найти Оле какой-нибудь другой цветочек, размышляла она. Безопасный и мирный. Вон, непентес - мышей у нас нет, а комаров ловит не хуже...
На следующий день Ингу с Олей встретила открытая дверь.
Это было очень странно: Анна Петровна передвигалась с большим трудом. Может быть, она вызывала врача? - удивилась Инга. Но врач бы наверняка захлопнул дверь, уходя... Что-то случилось.
- Мама? - позвала она. Анна Петровна что-то проговорила испуганным голосом, Инга не разобрала что, зато услышала мужской голос и пожалела, что не врезала новые замки.
- А-а, с-сволочь, - прорычал Дима и добавил несколько непечатных выражений.
- Папа, - сказала Оля, скривившись.
Инга вбежала в комнату, крича "что ты с мамой сделал? что тебе нужно, ты?", но что бы ни было нужно Диме, он явно получил не то, на что рассчитывал.
Горшок с кровососом упал с тумбочки, и Дима барахтался под ним, пытаясь вырвать руку из липкого листа. Тот обвил его предплечье с такой силой, что разомкнуть не удавалось, а разорвать Диме было то ли неудобно одной рукой, то ли лист оказался слишком прочным. Все вокруг было засыпано землей, стул рядом опрокинулся, ковер сбился, а Дима дрыгал ногами, шипел и ругался на чем свет стоит - шипел от боли, а ругался от ужаса, и Ингу на миг посетило злорадство при виде его перекошенного лица.
- Папа, ты что? Это же наш цветочек, - закричала Оля. - Не обижай его!
- А-а... блин! - взвыл Дима. - Зараза!
Инге потребовалась пара минут, чтобы понять: он не пьян и не кривляется. Огромные мощные листья впились в его предплечье, растворяя пищеварительным соком на поверхности кожу, и Инга отчетливо увидела, как течет по жилкам растения кровь, высосанная из руки Димы.
Прибежав с кухни с ножом, она принялась кромсать листья. На разрезах выступала ярко-красная жидкость - кровь, смешанная с растительным соком, резко пахнущая железом и болотной сыростью, а Дима все это время не переставая ныл и матерился.
- Не выражайся при ребенке! - вскричала Инга, сама уже почти в истерике. - Сам приперся, вот и получай! Скотина!
Наконец, освободившись, Дима отполз от Инги и от растения. Вся рука его от кисти до локтя представляла собой открытую рану с содранной кожей и мясом, то красным, то белым от ожогов пищеварительного сока.
- Я дочь хотел увидеть, - сказал он неискренне.
- Ты хотел забрать телевизор у мамы, - поправила Инга. При разводе Дима и впрямь зарился на телевизор - тогда единственную хорошую вещь в доме. Сейчас он стоял у Анны Петровны.
- Помоги мне, - простонал Дима. Он увидел свою руку, и глаза у него вылезли на лоб; видимо, боли он почти не чувствовал из-за шока, но шок от увиденного был куда сильнее.
- Сам к врачу сходишь, не маленький. Я ворам не помогаю.
- Я не вор!
Инга вздохнула и пошла вызывать "скорую" под окрики Анны Петровны "кто там" и "что случилось". Общения с матерью она бы сейчас не выдержала.
В конце концов Диме обработали рану, выписали больничный и велели явиться в поликлинику по месту жительства, и Инге с трудом удалось его спровадить. Вернувшись в комнату, она заметила заплаканную Олю и мысленно стукнула себя по голове. Это ж надо было - забыть в суматохе о голодном ребенке!
- Сейчас, доченька, сейчас я тебя покормлю...
- Мама, - всхлипнула Оля, - а как же наш цветочек? Мы же его вылечим и тоже покормим, да?
Инга заколебалась, глядя на нее. Еще несколько минут назад она твердо намеревалась выбросить чертово кровожадное сено из дома и забыть о нем навсегда.
- Ма-а! Давай спасем цветочек, ну мама! Видишь, он нас защищает!
- Конечно, доченька, - ответила Инга непослушными губами. - Конечно...