Прасковья Иванова
Была дивная осень. Сентябрь 1935 года. Золотая такая, как писал Пушкин: «Очей очарованье…» Я жила в Загорске со своими тётушками Прасковьей Ивановной и Ксенией Ивановной. (Прасковья была монахиня Никодима, а Ксения – монахиня Сусанна). Это были родные сёстры моего отца Матвея Ивановича, который умер очень рано, когда мне было три месяца. Мама вышла замуж второй раз, а я осталась жить со своими родными тётками. Некоторое время, в раннем детстве, я жила с бабушкой. Меня несколько раз брали жить в мамину новую семью, но я убегала обратно и хотела жить только с тётей Пашей и тётей Ксенией. Мы жили на улице Пархоменко, 29, она и сейчас так называется. Вместе с нами тайно жил архимандрит Серафим (Батюков). И вот, однажды мне сказали, что завтра надо натаскать воды, так как будут крестины. Батюшка Серафим будет крестить молодую мать и младенца в один день.
Как это было? Вот как. Мне было семнадцать лет, и надо было сначала наносить сорок вёдер воды в кадку (чин такой был у нас). Воду надо было носить из ключа, с другой стороны оврага, перейдя через речку Гончура. Я сама сделала ступеньки в земле от самой калитки до речки. Весь день накануне крещения я носила воду. Кадка стояла внутри дома, её, пустую, перекатили в комнату батюшки.
Приехали Леночка с Аликом и Тоня (подруга Верочки Антонина Ивановна). Батюшка их очень ждал, волновался. Алика крестил первого. Двери в обе комнаты были открыты, все иконы смотрели на Алика, везде горели свечи и лампадки. Мы очень старались всё украсить по-праздничному ко дню крестин. Когда о. Серафим погружал Алика в воду, то появилось необыкновенное благоухание. Все замерли, потому что это не был запах ни цветов, ни сада, а какой-то другой, особенный (духами тогда никто из нас не пользовался). Отец Серафим помолился и сказал: «Великий человек будет».
После крещения Алика завернули и дали мне на руки, чтоб я гуляла с ним в саду, пока крестят Леночку. Крёстным отцом был сам батюшка Серафим, а крёстной матерью, кажется, Тоня, Антонина Ивановна. Я вышла в сад с Аликом на руках. У нас был сплошной забор, а по бокам простой штакетник, и через него было видно, что в саду делается. И я очень боялась, что меня увидят с ребёнком на руках и начнут спрашивать, откуда ребёнок, ведь у нас жили только две мои тётушки и я (про отца Серафима никто не знал). Вот так, со страхом, я гуляла с Аликом по саду.
После крестин был простой обед и чай, пришло несколько человек, вместе со всеми нами было двенадцать человек. Леночка с Аликом в этот же день уехали, и Тоня тоже уехала с ними. Меня поразило необыкновенное лицо Леночки после крещения. Оно было как ангельское.
После крещения Леночка с Аликом часто к нам приезжали, но особенно часто стали бывать во время войны, когда о. Серафим благословил Леночку с детьми переехать из Москвы в Загорск. Батюшка сказал так: «Преподобный Сергий сохранит всех вас». Сначала они жили у моей старшей сестры Фаины, у неё муж погиб на фронте и тоже было двое детей. В это время Леночка имела возможность ходить к нам часто. Потом Леночка с детьми перебралась на Кустарную улицу, где жила монахиня Мария.
Анна Корнилова
Итак, Леночка и Верочка, Алик и Павлик и отец мальчиков Владимир Григорьевич – дружное и тёплое семейство. Чтобы Павлик, тогда ещё совсем маленький, не потерялся и знал свой адрес, Алик придумал для него стихотворение:
Почему именно «бригадира», так навсегда и осталось загадкой. Как остался загадкой и «неудачник-мышелов». Когда, бывало, засидевшись у тёти Леночки, мы уходили домой с чёрного хода (в Москве в войну все ходили с чёрного хода), то Павлик из светлого пятна двери напутственно возглашал: «До свидания! Будь здоров, неудачник-мышелов».
Семейное предание сохранило историю о том, как прабабушка Алика, ещё задолго до его рождения, получила некое предзнаменование. Однажды, когда она тяжело заболела и рекомендации врачей не приносили никакого облегчения, ей посоветовали обратиться за помощью к отцу Иоанну Кронштадтскому. Тот, увидев пришедшую к нему женщину, сказал: «Я знаю, что вы некрещёная, но в потомстве вашем будет большой христианский праведник».
Здоровье о. Серафима Батюкова было сильно подорвано. Он заболел и, предчувствуя кончину, благословил Леночку, Верочку и Алика образом Богоматери «Всех скорбящих радосте», а Павлика – «Нечаянной Радостью». Своё духовное руководство он завещал о. Петру Шипкову, о. Иераксу (Бочарову), о. Владимиру Криволуцкому[8]. Умер о. Серафим 19 февраля 1942 года. Узнав, что «Дедушка» умер, Алик сказал: «Я так и знал, только это совсем не страшно, он ушёл в Царство Небесное». Похоронили о. Серафима тут же, в «катакомбах», под домом, в том месте, где находился Престол. Так это делали и первые христиане.
8
Иеромонах Иеракс (в миру Иван Матвеевич Бочаров, 1880–1959); Владимир Владимирович Криволуцкий (1888–1956) – священники катакомбной церкви.