Выбрать главу

Он смеется так много, что устает от смеха и тогда на смешное отвечает тем, что морщит нос и раздувает одну ноздрю.

— Почему, когда у мамы выходной, она — дома, а когда у няни выходной, ее никогда нету?..

Человек в ночной рубашке гордо глядит из окна мягкого вагона на перрон железнодорожной станции. Видно, он очень высоко о себе понимает.

Она была настолько решительна в своем стремлении быть красивой, что внушала уже не восхищение, а — страх…

— Нет, знаете, территориально я живу с Васей, а фактически — с Петей.

Память у старика превосходная. Болтливость — обычная в этом возрасте. А ничего интересного за все шестьдесят пять лет в его жизни не было. Все его рассказы — чистый мусор. А он все рассказывает, рассказывает, рассказывает…

Это был наивный негодяй. Он возмущался — именно возмущался, если узнавал, что где-то поступили по справедливости.

Этот негодяй полагает, что только он один имеет право лукавить, обманывать, красть и вообще пользоваться чужим добром. От человечества в целом он требует строгого выполнения законов морали, этики, приличия и всего прочего. Когда узнает о нарушениях таких норм, рычит от злости и говорит:

— Ну?!.. Разве с ними можно иначе?!

(То есть быть честным.)

— «Ночева-ала тучка золотая на груди утеса-вели-ка-а-ана…»

— Кто, кто ночевала?

— Тучка… А что?

— Фу… Я думала, какая-нибудь из знакомых…

Она придумала себе походку в ранней юности. Уже в тридцать лет эта походка была неуместно кокетлива и развязна. А в пятьдесят что будет?..

Он оригинал, только пока на него глядят.

Очень приличный молодой человек. Собирает коллекцию носков.

У человека — ничтожный нос, но ковыряет он его часами. Что-то мистическое!

— Не понимаю, зачем она ему сказала, что я — дура. Будто человек сам не разберет!..

Общественное его положение: брат тенора.

У нее глаза самолюбивой коровы.

Цыганка пела, открывши рот и наклонив голову набок. Лицо — печальное. Ни дать ни взять — у зубного врача сидит.

Уныло, утомительно, назойливо вежливый человек.

Красивая девушка себя самое рассматривает как очень дорогой подарок будущему мужу. Такой дорогой, что и дарить, в сущности, некому: достойного не видно… И от этого — на лице грусть…

— Знаешь, тетя, уж я не люблю уж этот градусник…

— Почему, деточка?

— Всегда я от этого градусника только болею… Как поставишь, сейчас — эта, как ее? — температурка…

— Никогда не заведу себе собаку.

— Почему, Анна Николаевна?

— Собака — это тот же человек.

— Почему?

— Она жрет, как лошадь!

Очень большим ростом наградила его судьба. Он даже стеснялся говорить «у меня под ложечкой», а говорил застенчиво: «Вот тут, под ложкой, знаете…».

А в молодости профессия у нее была такая: она исполняла в цирке роль жены всех артистов, которым, по случаю смертельного риска при выступлении, надо было на публике прощаться с женою перед полетом, вхождением в клетку, поднятием автомобиля и прочими подвигами. И она очень убедительно прощалась. Плакать не плакала, но трагически играла бровями, поворачивалась, чтобы было видно со всех мест, вздыхала…

Прохожий услышал голос из полуподвального этажа и остановился, чтобы подслушать. Оказалось радио. Тогда прохожий огляделся и пошел дальше…

Девушка в платье с узким вырезом на спине. Вырез — совсем как в арбузе…

Ее мечта: обставить комнату современной мебелью из металлических труб — во вкусе бор-машины.

Парень вдруг запел: «…Выйди, милая моя!» А голос у него был такой, что сделалось ясно: если милая выйдет, он ей немедленно проломит голову.

Акварели на стене, посильно изображающие элегантную и высокую блондинку, рассказывали, что думает о себе толстенькая и коротенькая хозяйка комнаты, которая намазала эти картинки.

Художник не учился систематически своему искусству. И, желая скрыть это, добавляет от себя на лице рисуемого им человека еще несколько мускулов, каких в природе не существует.

Певица пока пела, так хлопотала обеими руками, что очень хотелось увидеть ее в положении Венеры Милосской.

— После менингита человек либо умирает, либо остается идиотом. Я это точно знаю: у меня у самого был менингит.

Он вел себя как душа общества на похоронах: сдержанно, но с сознанием того, что привлекает к себе общее внимание.