Я вспоминаю эту юмореску всякий раз, как смотрю наши фильмы, в которых герои сеют разумное, доброе, вечное, так сказать, квадратно-гнездовым способом: делают столько добра посторонним людям, что для личной жизни не остается и часа… Может быть, и в добре надо установить меру? А то ведь перестаешь верить в этих филантропов «почем зря»…
И режиссер и сценарист полагали, что непечальный конец в фильме — признак убожества и пошлости. Им требовалось горе во что бы то ни стало, горе лошадиными дозами. Они думали, что так будут ближе к достижениям итальянской киношколы и вообще к мировой культуре.
Пробовали и у нас снимать «ковбойские» картины. Скачем мы не хуже «коровьих парней» с американского Дальнего Запада. Но вот наша общественность не позволяет советским ковбоям убивать кого угодно за что угодно, стегать бичом куда попало и въезжать на коне в диетическую столовую… кабачков-то у нас нет… Фильмы получаются словно бы недоковбойские. Повторяется история с Робинзоном Крузо — членом профсоюза (см. фельетон Ильфа и Петрова).
От трусости перед ответственностью за идейно-художественную сторону дела он стал хозяйственником. Но в то же время другой трус с хозяйственной работы сбежал на идеологически-художественный участок, ибо не желал отвечать за большие материальные ценности.
Это был виртуоз конъюнктуры, сейсмограф, если хотите знать. Он начинал чувствовать очередной поворот даже раньше, чем таковой поворот возникал в мыслях начальства, дающего установки и направление. Его можно уподобить персонажу Сухово-Кобылина — Тарелкину, который, как известно из собственных его слов, шел впереди прогресса: сперва шел Тарелкин, а потом уже — сам прогресс…
Страшен не тот кинолюбитель, который много снимает своим портативным аппаратиком. Страшен тот, который старается всё им заснятое показать друзьям и знакомым. Бойтесь больше этих — любящих демонстрировать, чем тех, кто любит снимать. Говорю по собственному опыту!
И еще я люблю рецензентов, которые пишут в киностудиях так называемые «внутренние» отзывы на сценарии. Это один из таких светочей киноразума написал в своей оценке некоей рукописи: «Для утепления образа Маши рекомендую на девятнадцатой странице сценария дать ему (образу! — В. А.) на руки кошку».
— Сода есть?
— Будет на той неделе.
— Но ведь изжога-то у меня — сейчас!
— Могу дать средство, чтобы изжога продержалась неделю.
Молодая женщина говорит с каким-то подобием искренности:
— Ой, а я все-все вру мужу… Другой раз совру ему, а сама думаю: «И зачем я это сказала?..»
Человек-фонтан в цирке: вмещает 60 стаканов жидкости и умеет ее извергать по желанию. Во время войны ходил на базар и приценивался к керосину у частных продавцов горючего. Требовал, чтоб ему дали отведать керосин. Выпив примерно стакан, говорил: «Разбавлен водою, не беру!» Затем шел к следующему продавцу и пробовал там… А в заключение в подставленный женою бидон изрыгал до пяти литров бесплатного керосина.
Пьяный в автобусе, с трудом держась на ногах, жалуется на жену:
— Я ей с получки четыре пачки дрожжей купил… Четыре ведь пачки! А ей все мало: «Где, говорит, деньги?»… Ну, не гадюка?!
Пожилой приличный человек, одетый вполне опрятно, но из-за того, что у него треснуло в двух местах одно из стекол на очках, он кажется драчуном и даже хулиганом. В самом деле: где ему разбили очки?!
«Правила пользования тиром. Лица в нетрезвом виде к стрелянию не допускаются».
— Думай, как ты спишь!
Жена мужу ночью говорит злым шепотом:
— Так не спят! Спи как люди!
— У нас была постановка «Балет во льдях».
— Из-за этих очков у тебя скоро глаз за глаз цепляться будет!
— Я попала, знаете ли, в маленький переплет в финансовом смысле. И мне нужна рапсодия… я извиняюсь: субсидия!..
Девушка из справочного киоска всем отвечает на вопросы тоном обиженной молодой супруги: вот она поссорилась с мужем, не желает с ним разговаривать, а посему неизбежные реплики (то есть справки) излагает с надменностью и омерзением по отношению к вопрошающему. Очень приятно было иметь дело с этой особой!
Романс «Моя лопата», музыка сентиментальная.