Вот я и отобрал по моему разумению. И отобразил по моим способностям. А теперь Вы, дорогой, читатель, включайтесь в игру: вкушайте приготовленные для Вас ягодки… Вкушайте, вкушайте, чего там!
Сахар Медович
Сейчас же у входной двери в райжилуправление сидел старик швейцар, который оглядывал ленивым подозрительным взглядом всех входящих. У него я и спросил, куда мне пройти.
— Насчет, значит, перестройки? Внутри квартиры? Это — к Сахару Медовичу. Комната семь.
И старик махнул рукою, указывая направление.
— Позвольте… Как, вы сказали, фамилия товарища? Медович?
— Нет, — неторопливо усмехнувшись, заметил старик, — фамилия ему — Корпачев. А уж это прозвище такое дадено: Сахар Медович. Седьмая комната. Вон туда, значит.
В седьмой комнате за столами сидели четыре сотрудника. Я спросил, кто из них товарищ Корпачев. Отозвался тот, что работал за крайним столом в углу. Отозвался сварливо, но сейчас же скроил приятную улыбку, отчего по лицу его разбежались десятка два морщин, а опущенный книзу нос неожиданно как-то задрался кверху.
— Я — Корпачев, я, я… как же: именно я. Чем могу служить? Да, впрочем, что же вы… прошу покорно садиться…
Я сел и объяснил суть моего дела.
— Мне сказали, что это надо к вам, правда?
Медович-Корпачев, слушая меня, сочувственно кивал головою. На вопросы отвечал крайне предупредительно:
— Ко мне, ко мне, к кому же еще? Исключительно ко мне. И вот что я вам скажу: мы вам эту дверь охотно позволим перенести. Охотно!.. Только принесите нам разрешение районной строительной комиссии. Знаете, существует такая при исполкоме райсовета.
— А без разрешения — нельзя? Ведь дело-то чепуховое: по той же стене передвинуть на два метра дверь. И стена-то — не несущая: так, легкая переборка…
Корпачев развел руками с явным огорчением:
— Увы… Сие — не в моей власти. Может быть, на ваш взгляд это похоже на бюрократизм, но я человек здесь маленький, я не смею…
— Так, может, попросить начальника вашего управления? — предложил я.
Корпачев доверительно нагнулся ко мне и зашептал:
— Вот уж не советую! Нарветесь на отказ, и притом — на грубый отказ. Управляющий у нас — человек жесткий. Некто Нифонтов. Мы еще кое-как с ним ладим. А на свежего посетителя он та-ак может рявкнуть… Сделайте лучше, как я советую. Одна бумажечка из стройкомиссии — и всё…
Поблагодарив, я направился к выходу. Старик швейцар спросил у меня:
— Ну что, Медович наш куда тебя погнал?
— Почему погнал? Обещал сделать. Вот только я принесу бумажку из строительной комиссии…
Швейцар покрутил носом и ухмыльнулся:
— Походишь ты теперь по разным комиссиям…
Я вышел на улицу с некоторой тревогой. Однако в строительную комиссию мне пришлось зайти всего два раза и нужную бумагу мне выдали. С торжеством принес я ее Корпачеву.
Медович-Корпачев встретил меня, словно старого друга, с криком: «А-а-а! Почет и уважение!..» — звонко хлопнул по моей ладони, желая совершить рукопожатие. Насильно посадил на стул. Сунул мне в рот папиросу и сам поднес спичку, несмотря на мои уверения, что я не курю. Затем Корпачев надел очки и, сделав каменное лицо, принялся изучать принесенную мною бумагу. Изучал долго. Я уже стал беспокоиться и дрогнувшим голосом спросил:
— Что, может, не так написано?.. Не по форме?..
— По форме-то оно по форме, — задумчиво отозвался Медович, — да я боюсь, как бы тово…
— Что «тово»?
— Как бы районный архитектор не обиделся, что мы, понимаешь, обходим его ведомство…
— Как обходим?.. Мне говорили, что в этой комиссии есть представитель райархитектора…
— Одно дело представитель, а то — сам райархитектор товарищ Сорочкин. Давай, понимаешь, уважим старика. Сбегай ты к нему. Пусть он черкнет где-нибудь в уголке этой бумаженции: «Не возражаю. Сорочкин». Или там: «Согласен». А то и просто: «Сорочкин». Договорились? Ну, что тебе стоит?!.. Пустяк же!..
Корпачев поглядел на меня так сладко, такая нежная просьба светилась в его глазах, что я пролепетал со вздохом «договорились» и направился к райархитектору. Попал к нему. Объяснил свое дело. И в ответ услышал сердитое:
— Слушайте, что он там крутит, ваш Корпачев? Эта переделка вообще меня не касается, поскольку уличного фасада она не затрагивает. Вполне он может разрешить сам. И нечего мне писать!