Уговаривал я райархитектора сорок минут и добился появления в углу бумажки двух каракуль, которые с некоторой натяжкой можно было расшифровать как «согл… Сор…» («Согласен. Сорочкин»).
При виде меня Корпачев возликовал на этот раз так, словно выиграл двадцать пять тысяч. Не знал, куда усадить. Угощал мятными конфетами (за эти дни он бросил курить) и чаем. Называл молодцом, лихачом и «оперативным орлом» за то, что я «так ловко (по его словам) обошел этого старого склочника Сорочкина». А в заключение потребовал, чтобы я принес ему еще одну бумажку: из пожарной охраны.
— Но ведь пожарники не возражали еще в строительной комиссии! — возопил я.
— Знаю. Помню. Учитываю. Но: за это время вышла новая инструкция касательно внутриквартирных мер пожарной безопасности. Чем черт не шутит? А вдруг эта твоя дверь и нарушает новую инструкцию? — ведь может же так быть? Может. Значит — дуй к пожарникам!
Я дунул к пожарникам. Принес справочку и от них. Потом «дул» по очереди; в райздравотдел, в домоуправление, в райфинотдел, в дезинфекционное бюро, в райжилотдел… Когда, утомленный этими многочисленными посещениями, я принес уже десятую справку, Медович-Корпачев сказал мне:
— Пожалуй, почти всё.
— «Почти»? — прошелестел я, приходя в отчаяние от этого невинного наречия. — Почему — «почти»?!
— Угу. Теперь еще согласуем с трестом очистки…
— Да он-то при чем — трест очистки?!
— А как же!.. Если эту твою дверь переносить, — нежно объяснил мне Медович, — будет строительный мусор. А мусор кто должен удалить с территории жилого дома.? Трест очистки. То-то и оно!
— Нет! — произнес я трагическим шепотом. — В трест очистки я не пойду. Я пойду к вашему начальнику Нифонтову и попрошу его…
— Пожалуйста! Пожалуйста! Если ты хочешь получить отказ в самой грубой, унизительной форме…
Я отправился не к Нифонтову, а — в трест очистки. Проходя мимо швейцара, я слышал, как этот мудрый старик кивнул на меня подбородком, поучая очередного посетителя:
— А чего вам обижаться особенно?.. Вон человек второй месяц таскает нашему Сахару Медовичу разные справки — и ничего: смотри как еще бодро шагает. А вы недели еще не отходили — и нате вам: жаловаться надумали…
Самое замечательное, что и впредь Сахар Медович в отношениях со мною полностью оправдывал свою кличку: он был ласков, предупредителен, угощал меня чем мог, расспрашивал о здоровье, о семье, ссужал бумагой и перьями для писания различных заявлений, редактировал всю мою сложную переписку по вопросу о передвижке двери на два метра… Словом, я не мог жаловаться ни на что, кроме… Кроме того, что в решении дверного вопроса неизменно возникали все новые и новые препятствия.
Наконец, однажды, когда Сахар Медович предложил мне начать по второму кругу обходить учреждения, в которых я уже побывал, — это, видите ли, под тем предлогом, что начался новый бюджетный год и посему он, Сахар Медович, сомневается в действительности всех добытых мною справок, — вот тут-то я не выдержал и пошел к грозному Нифонтову.
Кабинет Нифонтова помещался рядом. Сахар Медович, передвигаясь впереди и несколько сбоку от меня, проделал весь путь от своего стола до двери кабинета. Он все уговаривал меня не навещать грубого самодура. Но я, отстранив Медовича, пошел к Нифонтову…
Самодур обладал спокойным и серьезным лицом. Приветливо поздоровавшись, Нифонтов выслушал, в чем суть моего дела. Он поглядел только на три бумаги из той объемистой папки, в какую превратилось «дело о передвижке двери». Поглядел и стал красным от гнева.
«Вот оно! — подумал я. — Начинается. Не надо было мне ходить к этому тирану…»
Нифонтов между тем позвонил и приказал вызвать к нему Медовича. Очень скоро вошел сей последний. Физиономия у него была такая, что слова Сахар и Мед были совсем несостоятельными определениями ее сладости. Пожалуй, определение Сахарин Суперсахаринович кое-как подошло бы к этому выражению лица. Но, услышав то, что говорил ему Нифонтов, Корпачев быстро утерял свою сладость. Личность у него сделалась просто кислой.
Нифонтов сказал:
— Послушайте, Корпачев, опять то же самое, да?.. Вместо того чтобы решить пустяковый вопрос, который входит в ваши прямые обязанности, вы гоняете человека безо всякой нужды! Сейчас же выдайте товарищу разрешение передвинуть дверь!
…Когда я выходил из райжилуправления, ласково ощупывая лежавшую в кармане бумагу, которая позволяла мне перенести дверь, швейцар обратился ко мне: