Подсознание заполнили крики учителей и наставников, звон бьющегося стекла, мои всхлипы.
– Со мной что-то не так, – прошептала я скорее себе, чем папе. – С моим сердцем, наверное. Будь я… Будь я по-настоящему хорошей ведьмой, сумела бы…
– Нет, цветочек, нет… – Папа пододвинулся ко мне и одной рукой обнял за плечи. Другой, мозолистой от многолетней работы в саду, он накрыл мою. – Ты хороший человек, слышишь? Плохой не работал бы так упорно, чтобы стать целителем.
Я рукавом вытерла заплаканные глаза.
– Мучений не должно было быть в принципе. Магия отражает то, что скрыто в наших сердцах. Каждый мой учитель так говорил. Эмоции обуздывает внутренняя сила. Значит, мои эмоции ужасны.
Папа ответил тягостным молчанием. Мои слова эхом разносились в тишине, и я услышала, как глупо они звучат.
– Думаю, дело, скорее, в том, что твоя магия за тобой не поспевает, – наконец сказал папа. – Ты готова спасти мир, а вот твоя сила… Ей нужно еще немного времени.
Светлую любовь к папе омрачала темная реальность ситуации.
– У меня нет времени.
Закрыв глаза, я увидела членов Совета, окруживших меня, словно хищные птицы, готовые когтями выхватить магию. Папина вера в меня была прекрасна и неизменна. Но еще она была наивна.
Я отвернулась от папы, плотно прижав руки к груди, где нетерпеливо билась магия. Тучи, темневшие вдали, теперь висели над нашим домом.
– Ты не представляешь, каково это. Не видел меня в процессе обучения. Не знаешь, что творит моя магия.
Я практически услышала крики мадам Бен Аммар в день, когда у меня загорелись ладони. Даже она, невозмутимая и блистательная, испугалась того, на что была способна моя магия.
– Я просто думаю… думаю, тебе нужно бороться. Бороться за право сохранить свою магию такой, какая она есть.
– Бороться с Советом? – Я категорично покачала головой. – Папа, не знаю, что видишь ты, когда смотришь на меня, но, когда смотрят члены Совета, они видят ее. – На последнем слове у меня пресекся голос. Огонь в сердце разгорался все жарче. Во рту появился вкус пепла.
Она была именно такой, какие качества я ненавидела. Дикой, беспечной, импульсивной. Совсем как моя магия. Как магия, которой в ее молитвах должна была владеть и я.
– Чары – все, что у меня есть, – сказала я сквозь судорожные вдохи. – Способность помогать ближним. И при этом магия даже не моя, а ее. Она передала ее мне. – По щекам у меня текли слезы. – С моей стороны было глупо думать, что я смогу быть не такой, как она.
Папа осторожно притянул меня к себе, так что моя голова оказалась у самого его сердца.
– Ненавижу ее, – объявила я воздуху, солнцу, своей магии, себе.
– Клара, послушай!
Чем больше я о ней думала, тем больше моя магия казалась мне настоящим жгучим пламенем, исходящим из тела. В груди стало тесно, плечи затряслись, по коже прокатился жар…
Папа охнул и отстранился от меня. На области его сердца, к которой я только что прижималась щекой, желтая ткань рубашки опалилась, почернела, стала загибаться. Из-под кожи у папы пробивались розовые бутончики.
Я вскрикнула.
Содрогаясь, папа прижал ладонь к цветам у себя на сердце. Лицо у него стало желтушно-белым, а меж пальцами появлялись все новые розовые бутоны.
– Что происходит? – спросила я слабым, дрожащим голосом.
Трясущейся рукой я коснулась его щеки. Папа вскрикнул от боли и отпрянул от меня. На месте моего прикосновения появился ярко-розовый ожог.
Моя голова кружилась, как летящее с дерева семя. Загрохотал гром, дождь полил как из ведра, обрушившись на наш дом и на деревню Уильямстон, что лежит в низине. Я промокла насквозь, пока поднималась на ноги и пятилась от папы, боясь отвести взгляд и столь же сильно – увидеть, как моя магия его уничтожает.
Папа кашлянул – звук получился страшным, дребезжащим. Он прикрыл рот рукой, а когда опустил ее, на его ладони лежало пять розовых лепестков.
Вытаращенные от шока, его глаза покраснели. Папа впервые смотрел на меня с тем же страхом, что и члены Совета.
– Клара… – мое имя прозвучало слабо и хрипло. Из груди папы цвели цветы.
«Азалия символизирует заботу и упрямство, – гласил старый справочник. – При употреблении внутрь ядовита».
Казалось, глянув себе на грудь, папа вспомнил это одновременно со мной.
– Зови на помощь, – прохрипел он.
Я уложила папу на диван и бросилась к себе в комнату. Сама помочь ему не могла, хоть и знала, как; только не после того, как мои прикосновения причинили ему боль. Требовался маг, достаточно опытный, чтобы спасти моего папу.