Эстерхази невольно вскрикнул.
– Легкость, с которой вы, судя по всему, провели расследование во Франции, допрашивая по ходу дела даже посудомоек, свидетельствует о большой снисходительности к вам со стороны нашего короля, – добавил Франц Эккарт насмешливым тоном. – Он смерил посетителей взглядом. – По правде говоря, вы больше похожи на агентов французского короля, чем на посланцев венгерского дворянства.
Жанна спросила себя, не прельстился ли в глубине души Франц Эккарт предложением венгров и не затеял ли он этот спор с единственной целью – чтобы его стали упрашивать. Однако это было не так. Жанна убедилась в своей ошибке, когда дверь внезапно распахнулась и вошел Франсуа – именно за ним и посылал служанку Франц Эккарт. Пока удивленный печатник оглядывался вокруг, юноша заявил:
– Вы рассказали нам поистине трогательную и захватывающую историю, мессиры. Не знаю, является ли приведенный вами человек кровным братом покойного короля: если это и в самом деле ближайший родственник Матьяша, он сам решит, что ему делать – следовать за вами в Венгрию или нет. А я не могу принять выдумку, которая бесчестит мою семью и основана только на сплетнях какой-то служанки, несомненно, весьма преклонного возраста. Я сын барона Франсуа де Бовуа. Он перед вами.
Эстерхази и Зилаи повернулись к Франсуа. Тот нахмурился.
– Верно, ли я понял цель вашего визита? Неужели, мессиры, вы явились сюда, чтобы посягнуть на мою супружескую честь?
Венгры не ответили. Зилаи с мрачным видом встал:
– Прекрасно, барон, мы уходим.
Показав на лежащий, на столе кошель, он спросил:
– Жоашен Хуньяди, принимаете ли вы эту тысячу флоринов?
Жоашен решительно покачал головой. Эстерхази обратился к нему по-венгерски. Жоашен уставился на него с непонимающим видом и вновь покачал головой. Зилаи взял кошель, и оба венгра направились к выходу. Эстерхази задержался перед Жоашеном, сказал что-то еще по-венгерски и взял его за руку. Жоашен энергично высвободился. Заметно раздосадованные гости удалились в гнетущей тишине.
Франц Эккарт и Жоашен устремились к друг другу и обнялись. По лицу Жоашена текли слезы. Франсуа с изумлением наблюдал за этой сценой. Юноша счастлив тем, что отказался от трона! А этот косматый бородач, стало быть, настоящий отец Франца Эккарта?
– Ты пренебрег короной Венгрии! – недоверчивым тоном сказала Жанна Францу Эккарту. – Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда молодой человек из нашего клана отвергнет корону! – Она расхохоталась.
– Я не уверен, что мой отец Жоашен жаждет вновь увидеть страну, где пережил столько мук.
Жоашен вновь энергично замотал головой.
– Что до меня, я знаю, что с вами мне будет гораздо лучше.
Франц Эккарт подошел к Франсуа и пылко сжал его в объятиях.
– Спасибо, – сказал он. – Спасибо за то, что ты не отрекся от меня. Как я уже сказал, они поведали нам прекрасную и благородную историю. Не хотелось бы выносить поспешного суждения о венгерской знати, но, боюсь, она-то как раз совсем не так прекрасна и благородна – быть может, даже отвратительна.
Жанна и Франсуа смотрели на него с удивлением. Франц Эккарт мерил шагами залу.
– Ведь вполне вероятно, – продолжал он, – что сторонники Владислава Ягеллона с тревогой ожидают появления возможного соперника. И что именно они послали этих людей завлечь в Венгрию Жоашена и меня, поманив нас блеском короны, чтобы затем нас убить, устранив тем самым опасных претендентов на трон.
Жоашен промычал что-то невразумительное и кивнул. Было очевидно, что он тоже этого опасался.
– Жестокость придворных не знает границ. И я не сомневаюсь, что те люди, которые без колебаний убили Ласло, старшего сына Хуньяди, столь же хладнокровно расправятся и с нами, если мы встанем им поперек пути.
– Хуньяди, – повторил Франсуа. – Значит, тебя зовут Франц Эккарт Хуньяди? Один из Бовуа на самом деле Монкорбье, второй – Хуньяди, л'Эстуали – это Штерны…
– Разве имя не простая условность, Франсуа? Я зовусь Человеком, как и ты.
Франсуа улыбнулся.
– Я была бы счастлива, если бы дело на этом завершилось, – сказала Жанна. – Но оно может получить продолжение, ибо наш король заключил союз с венграми и обещал королю руку своей племянницы.
Ночью она спала беспокойно, и ей приснился нелепый сон: Жоашен был настоящим королем, но корону свою зашвырнул в канаву и пинал ее ногами, словно детский обруч. В конце концов, он ударил так сильно, что она выкатилась на пустырь, роняя драгоценные камни под оглушительный смех ворон.
Первые весенние почки ввергли Жака Адальберта и Деодата в лихорадочное состояние. Они ждали только Феррандо, который явился всего за три недели до намеченного срока отплытия. Три недели, чтобы добраться до Лиссабона!
– Не волнуйтесь, мы прибудем вовремя, – заверил Феррандо.
Симонетта успокоилась, положившись на предсказание Франца Эккарта:
– Ты не будешь вдовой.
– Запаситесь пресной водой, – посоветовал Франц Эккарт. – И возьмите с собой побольше лимонов.
– Лимонов? Зачем?
– Они убивают заразу и дурной запах. Выжимайте их в воду перед тем, как пить.
Наконец в одно прекрасное утро к дверям подъехала повозка. На нее погрузили сундуки. Все обитатели дома собрались у дверей. Уезжавших обнимали со слезами; наконец они вырвались из объятий родных, повозка тронулась и через мгновение исчезла за поворотом Санкт-Йоханн-гассе, направляясь в Париж.
Феррандо привез Жанне подарок от Анжелы: розу с коралловыми лепестками на золотом стебле.
Был ли это символ Розы ветров?
Через несколько дней она села в другую повозку вместе с Францем Эккартом и Жозефом. Путь их лежал в Анжер.
Часть вторая
Finis terrae[21]
17
Откуда взялись сирены
Несмотря на пурпурно-золотой португальский вымпел, трепетавший на ветру под ярким солнцем, это трехмачтовое судно было английским. Закругленные борта загибаются внутрь, квадратные паруса на фок– и грот-мачтах, а на бизань-мачте, на кормовой надстройке, – остроконечный, лихо наклоненный парус, какой использовали еще римляне. Два больших фонаря на баке – один синий, другой красный – напоминали глаза. Каракка мягко покачивалась на волнах, корпус ее слегка потрескивал, реи попискивали: каждый корабль обладает своим голосом.
Название у судна было чудесное, хотя и несколько тревожное: «Avispa» – «Оса». Быть может, это имя означало быстроходность?
Феррандо, который видел много кораблей – ганзейские коги, испанские каравеллы, португальские каракки, выгружавшие товар в Венеции, Генуе или Марселе, – одобрительно кивнул. Жаку Адальберту и Деодату пришлось положиться на его мнение: сами они в кораблях ничего не смыслили. Гаспар Кортереаль, старший из братьев, крупный сорокалетний мужчина с загорелым, словно вырезанным из дерева лицом, у которого один глаз был слегка мутным, внимательно смотрел, как трое путешественников сгружают с повозки свой багаж. Особенно поразили его бочки. Шесть бочек. К счастью, он говорил по-итальянски.
– Что это такое? Вино?
– Нет, пресная вода.
Гаспар изумился:
– Так много?
– Вы же не знаете, сколько продлится плавание, – ответил Жак Адальберт. – Неужели вам хочется, чтобы люди к концу плавания иссохли от жажды?
– Мы найдем источники пресной воды.
– Будем надеяться.
Экипаж насчитывал шестнадцать человек; двое из них стали поднимать на борт багаж – сундуки и бочки. Жак Адальберт настоял, чтобы одну из бочек с пресной водой оставили на палубе, и Гаспар Кортереаль распорядился, чтобы ее как можно крепче закрепили. Потом он стал показывать корабль своим пассажирам и для начала отвел их в каюты.