— О-о-о, — сказала, любуясь подругой.
Та снова надела тонкие черные брючки, показывающие смуглые щиколотки, а к ним — стального цвета топ с квадратным вырезом и намеренно геометрическими вытачками, такой странно хайтековский, кажется, совсем не подходящий к вычурности райского сада, с его цветами и беседками. Но именно этот контраст был хорош. Как и серебряная полоска браслета на одной щиколотке, тоже самого минималистичного дизайна.
— Прекрасно, — сказали хором друг другу и так же одновременно рассмеялись, идя к выходу.
За крыльцом, освещенным маленькими тусклыми лампочками, царила уже кромешная темнота, живая, полная шелеста, вздохов и капели. Но от нижней ступеньки в глубь сада уводила дорожка, обозначенная двумя рядами фонариков, которые отдавали темноте неяркий свет, накопленный за световой день.
— Однако, — сказала Крис, когда тропка обогнула черные купы высоких кустов и там, вдалеке, засверкала освещенная беседка, вытягивая по темному золотые струны колонн, увитых ажурной зеленью.
— Не заблудимся, — согласилась Шанелька. Ее сандалии мягко ступали по шершавым плиткам, сердце подстукивало, будто она не шла, а следила за развитием сюжета из темного зала кинотеатра, зная, что случится дальше, но боясь, вдруг режиссеру приспичит все поменять и испортить.
Хеб Джахи, в светлых брюках и просторной рубашке навыпуск, ждал их у входа. Поклонился, указывая на низкий стол, окруженный тремя широкими тахтами, драпированными покрывалами. Его мокасины стояли на нижней ступеньке, и помедлив секунду, Крис стряхнула с ног черные глянцевые балетки, босиком поднялась и, выбрав себе место, села, кладя рядом кожаную папку с бумагами и планшетом. Шанелька немного задержалась, расстегивая пряжки сандалий.
Джахи, дождавшись, когда обе устроятся, не стал церемониться, а сразу прилег, опираясь на локоть, с доброжелательным одобрением разглядывая собеседниц. Это не выглядело невежливым, поняла Шанелька, так уж сделана беседка, сидеть чинно на таких покрывалах просто смешно и совсем неуютно. Потому забралась с ногами, укрывая их широким подолом, обняла руками коленки, укладывая на них подбородок. Вокруг было тихо, тепло и прекрасно. Так, как нужно.
Уюта не нарушил и Асам, который явился из внешней темноты, расставил крошечные кофейные чашки рядом с прозрачными бокалами для воды, налил всем густого напитка, заполняя свет крепчайшим ароматом. И присел сам, улыбаясь желтыми зубами под седой щетиной коротких усов. Проговорив несколько слов, неторопливо сделал несколько глотков из своей чашки.
— Асам желает вам так же затмевать ночные цветы, как вы затмили дневное сияние королевского сада Пуруджи, — вполголоса перевел Джахи, улыбаясь.
И гостьям не оставалось ничего, кроме как церемонно кивнуть, благодаря и соглашаясь.
Вежливая беседа продолжалась недолго. Джахи поинтересовался, как гостьям понравилось море и недолгий отдых, представил Асама, который, к тайной неловкости обеих, оказался не каким-то пережитком-слугой, а реставратором папирусных свитков и архивариусом. Сделал каждой по комплименту, не по дежурному, изящно подчеркнув индивидуальную направленность похвалы. И проследив, чтобы дамы попробовали всего понемножку, а тут были легкие закуски — соленые, кислые и сладости, кивнул Асаму, которому часть беседы переводил. Тот, собрав на поднос использованную посуду, откланялся, извиняясь, что дома семья, ждут. И исчез в темноте.
Джахи взял со стола пузатую фляжку, оплетенную серебряной сеткой, открыл пробку, наливая сначала себе, а потом и гостьям какой-то темный напиток, цвета густого меда. Взял в тонкие пальцы бокал.