Хеб Джахи отрицательно покачал головой, садясь на соседней тахте ближе, так что его колено почти коснулось колена Крис. Подал ей пузатый бокал, похожий на маленький аквариум с лужицей жидкости на донце.
— Выпейте, анэ Крис. Это теплый напиток. Для тепла в сердце. А прекрасная анэ Шанелька не будет с холодом.
Указал пальцем на вышитый орнамент своей рубашки:
— Сердце дает ей тепло. Радость.
Крис кивнула соглашаясь. Говоря на чужом языке немного неловко, хеб умел найти нужные по сути слова. Он прав. Шанельку согреет чистое восхищение садом. Потому что у нее дар — умение искренне восхищаться, без телячьих восторгов погружаясь в самую глубину ощущения. Точно так же, знала Крис с легкой печалью, ее подругу могут заледенить другие ощущения, плохие. И там — сколько ни надевай теплых вещей. Это называется эмпатия. Всему в этом мире есть названия. Даже таким зыбким, неуловимым и не дающим себя потрогать вещам.
— А вы, прекрасная анэ? Вы знаете о себе? Что вы знаете? Что расскажете для меня? Нет, не так. Если я — ваш друг, не чужой, а друг, что вы расскажете для друг о себе?
Легкая улыбка приподнимала уголки губ, а лицо приняло шутливое, слишком серьезно-внимательное выражение. Скажи, что захочешь сказать, перевела для себя Крис, учитывая уровень нашего знакомства и дружбы, которая — есть ли? Предположительно дружба допускает такие же предположительные ответы.
Крис покачала напиток, поднесла к губам. Жидкость обожгла язык, кажется, испаряясь еще по пути к горлу. И через небо сразу ударила в голову за бровями. Она моргнула и рассмеялась, чувствуя, как легко кружится голова.
— Я буду говорить так, будто мой язык — ваш язык. Не упрощая.
— Я буду стараться. Понимать, — кивнул Джахи, улыбка с лица исчезла, делая его уважительно-внимательным.
— Я всегда вижу цель. И умею идти к ней. Но никогда не бросаю тех, кто мне дорог. Хотя люди, которых я люблю, не могут меня остановить. Если случается так (она пожала плечами, тени изменили очертания ключиц), я просто беру их с собой. Но я умею и соразмерять силы. Поэтому близких людей так немного. Лишь те, кому я доверяю, как самой себе.
— Это сложное. Это больше труда, чем иметь доброту.
Крис снова пожала плечами.
— Это помогает добиться большего.
— Но близкий человек может (пальцы Джахи сплели в воздухе фигуру, помогая словам) может брать кого-то. С собой. Тогда — выбор? Вы будете выбирать, анэ?
Крис молча смотрела на него, устроив бокал на коленях. И Джахи засмеялся, разводя руками.
— Я понимаю. Я не настоящий друг, мне нет всех слов от анэ. Но я надеюсь. Так?
— Конечно, — легко разрешила Крис, одним глотком приканчивая напиток, который был явно крепче вина, прижала ко рту согнутые пальцы, — охх. А мне можно спрашивать вас, хеб? Обо всем.
— Я счастлив.
Оказалось, он сидел совсем рядом, прижимаясь бедром к ее бедру, и она с щекоткой внутри ждала, что смуглая рука окажется на ее плече, незаметно, как тайная змея, проскользив за спиной. Но объятия не случилось и Крис насмешливо рассердилась на себя, стараясь сосредоточиться и придумать достойный вопрос. Что она там себе думает? Они знакомы половину суток. И все эти «ах, прекрасная анэ» — обычная восточная вежливость, такая же, как неумеренные восторги местных мужчин с целованием щепоти и закатыванием глаз. Да и сама она, в зеркало, что ли, не смотрит? Красавицей Крис никогда себя не считала. А Джахи гарантированно западет на златые кудри Шанельки, восточные мужчины просто генетически слабы на гаремные варианты женственности.
— А, — сказала вслух, поняв, что собеседник продолжает ждать вопроса, а она так ничего и не придумала, не спрашивать же в лоб, как там жена, или гарем, как детишки…
— Это коньяк, да? Такой крепкий.
И покраснела от злости на собственную глупость.
— О, — почему-то обрадовался Джахи, бережно наливая еще — совсем уж на донышко. Взял свой бокал и сел удобнее, поджимая согнутую ногу.
— Берим. Лепестки от роз собирают вместе с утренней росой. По нужным дням.
(Юные девственницы, быстро подумала Крис, внимая с серьезным видом).
— Старые ани варят. Большой чан. Котел? Да, чаны.
Руки Джахи снова проплыли в воздухе.
— Сахар и мед. Лепестки. Льют в кувшины. Пока горячий напиток. Как чай. Густой чай. И сверху печать. Как печать на свитки.
— Воск, да?
— Да. Кувшины стоят. Очень долго. Год. Два. Три. Еще долго. Потом снова чаны. Горячая вода, очень-очень горячая. Чтобы напиток был жидкий. И после мешают. Смесь. Старый и новый — еще раз лепестки. Дальше делают, как вино, дальше делают, как коньяк. Семь лет. Или десять — так может быть. Только делать, а не хранение.