— Криси… — Шанелька убрала руку, позволяя обложке мягко лечь на стол, — Криси, это же ты! Ох. Это же совсем твое лицо, посмотри! И фигура. Кто это? Когда?
Крис молчала, ошеломленная. Ночью, в тайной подвальной комнате она была уверена, разглядывая портрет, написанный маслом, уже потускневший, покрытый благородной патиной времени — ему лет, наверное, триста. А оказалось, он просто срисован с фотографии? Которая, конечно, старинная, но никак не дагерротип, чутье Шанельку не подвело — судя по самой карточке, по бювару, это начало двадцатого века, вполне может быть — двадцатые-тридцатые годы. Она сама не очень понимала, почему злится на хеба Джахи, он не сказал ничего, что можно было принять за обман. Но сейчас Крис ощущала себя обманутой. Она вздохнула, отгоняя мысленную суматоху. Если нельзя разобраться сразу, разберусь потом, решила строго.
— Там дата стоит? Хоть где-нибудь?
Шанелька, косясь на подругу, перевернула карточку, показала ей короткую строчку арабскими буквами. Перебрала листки, написанные тоже по-арабски. Коснулась нижнего поля на одном из них.
— Только вот. Смотри.
Там еле заметно, размашисто, с мельчайшими крапинками клякс от резкого движения ручки, было прописано число. Вернее, два числа. Двойка с лебединой шеей, потом точка и, после тире — два одинаковых нуля.
2. - 00.
— Ну? — вслух подумала Крис, — и? Если дата, то что? Второй месяц, да?
— Нулевой год, — кивнула Шанелька, — то есть тыща девятисотый. Логично. Или — с двух до полуночи…
— Не путай меня.
— А ты, я вижу, не так уж удивилась? Я бы сказала, сердишься ты больше, чем удивляешься. Ты уже видела эту фоточку? Азанчеев показывал? Или Ираида?
— Нет. Видела, да. Не ее. Ты вообще собираешься пожрать там? Или покурить? Или будем ковыряться, пока не взойдет солнце?
— А дивный хозяин что, не покормит нас ужином? — справедливо удивилась Шанелька, бросая взгляд на черные стекла, полуприкрытые шторами.
— Просился, да. Но мне нужно с тобой пообщаться, сначала, а потом уже вместе.
— О, — сказала польщенная Шанелька, — наконец-то! И я услышу, как вы с Джахи планируете угнать пару верблюдов, чтобы носиться на них по Константинополю и ветерок будет играть твоей чадрой… Не хвали, это цитата. Из Даррелла. Да, Криси. Я хочу жрать и курить хочу. Звони давай нашему властелину, пусть открывает свою дверь. И кстати, больше под замком я работать не буду, у меня клаустрофобия. Небольшая, но противная.
Глава 7
Для полноценного ужина Шанелька и Крис слишком устали, хотя общаться с Джахи обеим было интересно. Но Шанелька, тайно предполагая, что у Крис может возникнуть к очаровательному хозяину «бубновый интерес» (так именовала легкие любовные отношения бабка-соседка, с удовольствием раскладывающая пасьянсы всем дамам, что заглядывали в гости), деликатничала, боясь помешать. Так что, почти засыпая, перекусили в коттедже, уже глубокой ночью. Моргая сонными глазами, Шанелька выслушала рассказ подруги о портрете и, засмеявшись, зевнула, постановляя:
— Все-таки, он прав. Ты сильно похожа на эту восточную принцессу. Я сразу увидела. Завтра, когда хеб окажется в нашем распоряжении, мы его еще попытаем насчет портрета и биографии.
— И покажем бювар, — вспомнила Крис, пробираясь мимо стула Шанельки в ванную комнату, — спорим, он его не видел, такие завалы на полках. Как ты сама его разглядела-то.
— Чутье. Я уже двадцать лет библиотекарь, — гордо отозвалась Шанелька.
— А он архивариус.
— Он мужчина, — возразила ей подруга, — а там — бархат. Как-то так. Тряпичное им глаза застит, отводит, то есть.
Ночью Шанелька вдруг проснулась, выныривая из крепчайшего сна, открыла глаза на темный потолок, пытаясь понять, что именно ее разбудило. Не успела попроситься к компьютеру, виновато поняла, взбивая подушку. Ну так бывает, работы по горло, сидели до упора, Джахи пришел после трех или четырех своих звонков, потеряв терпение сам от их отказов закончить работу после заката. Куда уж было проситься в запертый кабинет с интернетом и кабелем. А тем более — выйти в город, чтобы купить карточку для пополнения телефона. И как тут ее купить-то, если вокруг сплошные кальяны, нарды и женщины в черных паранджах. Ладно, в хиджабах, поправила себя справедливая Шанелька, вспоминая единственную близко увиденную женщину — ту, что встретила их на пороге архива.
И поворачиваясь на бок, вдруг замерла, удивляясь, что еще одна вещь напрочь вылетела у нее из головы.