Бумажная работа утомляла и не хотелось даже разговаривать. Умывшись и смыв с рук архивную пыль, подруги улеглись на узкие кровати, чтобы отдохнуть перед ужином, на который наверняка их пригласит Джахи. А если нет, ну что ж, отдохнут и мирно поужинают сами, после пройдутся по саду, приводя мысли в порядок.
Вокруг стояла вечерняя тишина, окна в просветах полузадернутых штор чернели, и только совсем издалека слышался голос, будто опять с трансляции соревнований, проговаривал длинные фразы, после выкрикивал, умолкал, давая болельщикам накричаться. И снова начинал невнятную скороговорку. Шанелька прикрыла глаза, отрешаясь. Наверное, и правда, они попали на какой-то местный праздник, и там, в пыльной Геруде толкутся сейчас под фонарями группы мужчин в длинных джалабиях. Угу, улыбнулась сонно, перед тем, как начать думать другое, чемпионат по шиш-бешу или скоростному курению кальянов. Ну их. Судьба давно умершей светловолосой Елении, которую незнакомец в письме называл «деткой» волновала ее сильнее, казалось, женщина оживает, становясь все более реальной. Интересно, что дочь совсем не похожа на мать, думала Шанелька, покачиваясь в волнах дремоты, сама Ираида такая — стальная леди, удивительно, что посвятила жизнь плюшевому игрушечному бизнесу. А ее мать на фото — классическая кинозвезда тридцатых. Не Марлен Дитрих, нет. Мягкое лицо, темные на старом снимке большие глаза, легкие кудряшки из-под небольшой соломенной шляпки. Вроде и не разглядеть толком, но кажется, по размытому овалу с темными пятнами глаз и нечетким рисунком маленького рта, все равно определяется нежность и слабость, зависимость. Детка… и ее Идочка. Если, конечно, девочка на переднем плане и есть Ираида, чему все еще нет доказательств. Интересно, кто же писал ей? Отец? Или тот самый муж, отец Ираиды не по крови, а по закону, которого завертело в вихрях всемирной истории, и не найдешь документов — о том, что же с ним стало, не знает даже и дочь. Задремывая, Шанелька представила себе мужчину с сухим лицом, почти равнодушным, например, как лицо Бунина на старых фото. Или Булгакова. Тоже были не дураки насчет интересных женщин. А еще, жалко, что великая принцесса Хеит Амизи, оказывается, старше Елении лет на тридцать, то есть — поколение ее родителей. Было бы интереснее, если бы они — ровесницы. Как вот Шанелька и Крис. Кто знает, может они тоже были бы подругами. В те давно ушедшие времена.
Шанелька повернулась набок, суя руку под подушку. Вполне возможно, они все же были знакомы. Если, например, Хеит была матерью принца Пуруджи. То есть, свекровью Елении. Предположительно. Ой, лучше нет.
— Ты чего хихикаешь? — Крис тоже повернулась, в сумраке блеснули глаза.
— Так. Представила себе, вдруг бы ты была моя свекровь.
— Димочкина мамочка, что ли?
— Причем тут Димочка! — Шанелька смешалась, поняв, что в дремоте вдруг стала Еленией, примеряя на себя ее судьбу. Мысли путались, перепутывая реальные, предполагаемые и воображаемые родственные связи и сгоняя в одну толпу всех — Крис и принцессу, Елению с дочкой, стальную Ираиду, и вдруг — Димку Фуриозо (а кем же тогда его дочь Олька? И кому это кем?)…
— Вот еще! — она приподнялась на локте, — а как звали принца, ты помнишь?
— Записывала, — Крис зевнула, — там сто имен, и все заковыристые. Ладно, давай поспим, до будильника.
Шанелька снова дремала, лениво беспокоясь о том, что снова никак не получилось связаться с Димкой. Эдак и правда, их семейная жизнь кончится, не успев толком и начаться. Но с другой стороны, а вдруг бы с ней что-то. Серьезное что-то. И вот она возвращается, из дальних странствий (вся в бороде и в шкурах полярного медведя, подсказала себе Шанелька), стучит в двери, а оттуда выводок новых Димочкиных детей и жена в переднике — ой, дорогая, я не мог тебе дозвониться, так чего время терять…
Через час будильник вырвал их из сновидений, а еще через полчаса хеб вежливо постукал в двери коттеджа. Сказал в приоткрытое окно:
— Ужин для вас, драгоценные ани. Я буду ждать.
— Да, — ответила Крис, колыхая штору, — будем минут через десять.
И снова ушла к зеркалу. Шанелька, сидя в кресле, с юмором наблюдала, как тщательно Крис подкрашивает глаза, внимательно рассматривая свое отражение.
— Что? — сказала та, поправляя плечики черного льняного платья в пол, — чего смеешься? А, ну то так.
— Красивое платье. Сама?
— Да. Больше обновок нет, все три уже переносила.
— Хеб выдаст тебе паранджу. А в этом ты еще сильнее похожа на фотку принцессы. Хорошо, что надела.