– Хорошо, отец, – покорно кивнул Чен и снова поклонился, уже смиренно и даже подобострастно, удивив Сарину внезапной переменой поведения.
Когда он ушел, Во повел Сарину в дом.
– Сыновей с самого детства учат почтительности, – тихо сказал он. – Правильно воспитанный сын с готовностью принимает наказание отца, даже самое тяжкое. А Чен, как норовистый жеребенок, испытывает терпение хозяина и время от времени дергает уздечку. Хоть он и упрямится, но знает, что отец должен управлять семьей, как император нацией.
Его глаза на мгновение расширились, а голос стал суровым.
– Вы знаете, мисс Пейдж, что отец может приказать сыну покончить с собой и его за это никто не осудит?
Испуганная тем, что услышала, Сарина засомневалась, поймет ли она когда-нибудь этих людей и их странные, варварские обычаи. Только что начавший охватывать ее покой разлетелся в клочья, как лепестки цветка под порывом ветра, от этих слов. Так же как она выучила название цветов в саду, ей придется научиться и всему остальному. Слово Во Шукэна – закон, и горе тому, кто пойдет ему наперекор.
Когда они поднялись на второй этаж и остановились у закрытых дверей, мрачное настроение явно оставило Во. Распахивая перед ней дверь, он сказал:
– Меня беспокоит ваше молчание, мисс Пейдж. Если это я поверг вас в уныние, то смиренно прошу простить за то, что мне не удалось выполнить обязанности радушного хозяина. – Он сделал ей знак войти в комнату. – Пожалуйста… – Он поклонился. – Я надеюсь, эта спальня вам понравится. В доме живет только женская прислуга, а рабы и крестьяне имеют отдельные домики неподалеку.
Значит, и она теперь прислуга? Сарина оглядела комнату. Мгновенно была забыта и ссора Во Шукэна с сыном, и ее сомнения по поводу собственного положения в доме Во, потому что раньше она никогда не видела такой большой, богато обставленной спальни.
– Какая красивая комната! – прошептала она и медленно, словно в трансе, поплыла по паркетному полу.
Освещенные четырьмя резными медными светильниками, висевшими по углам комнаты, белые стены и потолок были усеяны крошечными оспинами теней. У дальней стены стояла низкая кровать, покрытая толстым белым одеялом, расшитым голубыми ирисами и розовыми цветками сливы. В изголовье на полу стояло то, что китайцы называют подушкой, – маленькая прямоугольная бамбуковая рама с глубоким вырезом для шеи. Невольно потерев затылок, Сарина подумала: не будет ли слишком неуважительно попросить обычную перьевую подушку?
По обе стороны кровати стояли черные лакированные столики. Строгость черной лакировки смягчали белые, в форме тыквы, фарфоровые вазы с водой, в которых плавали розовые цветки сливы. Два резных стула из красного дерева с толстыми розовыми подушками стояли один напротив другого возле раздвижных панелей, ведущих на веранду, а у противоположной стены находился длинный невысокий, тоже из красного дерева, шкаф с медными ручками на ящиках. Возле двери, где терпеливо ждал Во, стояла черная лакированная, расшитая жемчугом ширма и висело узкое зеркало в раме.
– Вам нравится, мисс Пейдж?
– О да! – еле вымолвила она, расплываясь в улыбке под его понимающим взглядом.
Он едва заметно кивнул, поклонился и направился к двери.
– Когда пробьет гонг, мисс Пейдж, это будет означать, что начинается ужин. Я встречу вас в холле.
Сарина едва успела помыть руки и лицо и поправить прическу, когда услышала звук гонга. Поспешно отбросив гребень, она выбежала из комнаты и, боясь опоздать и вызвать у Во приступ гнева, понеслась по длинному коридору.
– Вы мчались по лестнице, как испуганный зайчонок, – с упреком сказал ей Во, встречая у нижней ступеньки. – Неужели я так напугал вас своим разговором с сыном?
– Я…
– Дорогое дитя, вы вся дрожите. – Он впервые дотронулся до нее, и Сарина чуть не подпрыгнула. – У вас нет причин бояться, – мягко сказал он, все крепче сжимая ее плечо.
Тяжесть его руки наполнила ее тело странным теплом и вернула силу, и, когда он направился по тускло освещенному коридору в столовую, Сарина обнаружила, что может спокойно и уверенно идти рядом с ним. Они остановились перед резными, красного дерева дверями, подождали, пока двое одетых в черное слуг откроют их, и вошли в залу.
В теплом свете ламп расшитый шелк драпировок на стенах казался инкрустированным драгоценными камнями. В каждом углу комнаты на низком из красного дерева постаменте стояли огромные имбирного цвета кувшины с сине-белыми фигурками, а в них – розовые побеги цветущих слив и длинные изогнутые ветви тутового дерева. Вокруг прямоугольного, покрытого черным лаком обеденного стола располагались пять стульев из красного дерева с высокими спинками, и за каждым на почтительном расстоянии стоял молодой слуга. Как и двое слуг у дверей, они были одеты в свободные черные куртки с длинными рукавами, широкие черные брюки, схваченные у щиколотки тонкой полоской ткани, и мягкие черные тапочки.
Лишь когда Во громко назвал ее имя, Сарина пришла в себя и обратила внимание, что три стула из пяти уже заняты. На негнущихся ногах она последовала за хозяином к столу, где, склонив голову и опустив глаза, сидела маленькая робкая женщина.
– Моя достопочтенная супруга Сюе, – сказал Во, и женщина еще ниже опустила голову и пробормотала что-то по-китайски. – Она знает по-английски только то, чему я ее научил, – пояснил он, – и страшно смущается в присутствии посторонних. Но она сказала, что рада приветствовать вас в нашем доме.
Женщина на мгновение подняла голову, и Сарина воспользовалась этим, чтобы послать ей теплую улыбку. Круглое гладкое лицо жены хозяина покрывал густой слой пудры, два ярких круга румян только подчеркивали и без того широкие скулы, но рот был удивительно нежен, а глаза чисты. Ее черные волосы были собраны в изящный узор, будто состоящий из узелков и петель, и украшены крошечными, вырезанными из слоновой кости цветами. Одежда Сюе была менее яркой, чем у мужа: бледно-зеленое шелковое платье с длинными рукавами и круглым вырезом, изящно расшитое маленькими белыми цветами магнолии и более темными, чем платье, зелеными листьями.
– А этот изящный цветок, – по голосу Во Сарина поняла, что слишком долго разглядывает его жену, – моя любимая наложница, Ли.
Сарина посмотрела на молодую женщину, сидящую напротив Чена, одетого теперь в торжественный черный костюм.
– Мои дочери от Ли: Лян, Хуэй и Чуй – будут вашими ученицами, мисс Пейдж.
Пораженная сообщением Во и неприкрытым презрением в ледяных черных глазах наложницы Во Шукэна, Сарина машинально перевела взгляд на прическу женщины. Ее блестящие черные волосы были уложены кольцами так, словно в них гнездилась черная птица с пышными перьями. Волшебная черная птица, украшенная бриллиантами.
Сарина с трудом заставила себя посмотреть на ее лицо. Ли, по-видимому, было лет тридцать, но фигурой она все еще напоминала молодую девушку. Лишь чрезмерно большая грудь говорила о том, что перед ней зрелая женщина. Розовое шелковое платье, замысловато расшитое бирюзой, серебряными журавлями и серебряными листьями, было схвачено широким розовым поясом, который подчеркивал изящество талии. Пояс скрепляла огромная серебряная застежка, тоже в форме журавля, голову и хвост которого украшали бриллианты, а вместо глаз сияли две маленькие бирюзинки. В ушах женщины висели тяжелые бриллиантовые серьги, а кольцо на указательном пальце правой руки украшала бирюза размером с перепелиное яйцо. К удивлению Сарины, ногти на обоих указательных пальцах маленьких бледных рук покрывали длинные золотые чехольчики.
Но при всей потрясающей красоте ее платья и украшений они не затмевали красоту изящных черт ее слегка припудренного лица. Ее глаза под тонкими черными бровями, тщательно очерченные черной арабской тушью, сверкали, как горошинки оникса. Изящный нос был надменно вздернут, изгиб верхней губы крут, нижняя же, полная и чувственная, чуть выступала над округлым подбородком. Высокие скулы казались еще выше благодаря еле заметной тени румян, что придавало раскосым глазам Ли странное, кошачье выражение. Сарина представила, как это сверкающее животное царапает ее душу золотыми когтями, и вздрогнула.