− Фа… фальшивые? − сглотнула Клерия.
− Многие сюда не балет посмотреть приезжают, а выпить и развлечься. Они-то хорошо знают, как охмурять тебе подобных. Я, конечно, сомневаюсь, что он всерьёз обратил на тебя внимание, но уж если да, то пиши пропало! В общем, будь бдительна и не верь всяким повесам, поняла?
Клерия закивала. В этот момент свет в зале начал гаснуть, оркестр заиграл прелюдию. Дора зашипела на фрейлин, и те умолкли. Раздались аплодисменты, занавес поднялся, и взорам зрителей открылся старинный парк на фоне замка. В парке совершалось торжество в честь юного принца Зигфрида, стройного прилизанного красавца в белом костюме. По сцене порхали многочисленные гости, танцевали парами и рядами, вертелся шут, важно расхаживала владетельная принцесса, приседали в поклонах фрейлины в великолепных бархатных нарядах (настоящие фрейлины ощутили тоскливую зависть − в их жизни было куда больше запретов). Над головами зрителей витал шёпот восхищения, в ложах всё замерло, все взгляды были прикованы к хорошеньким балеринам, и только королева небрежно помахивала большим кружевным веером, разгоняя душный воздух и скуку. Балет был знаком ей в пересказе господина Лонгория, королевского врача, который не отличался сентиментальностью и рассматривал танцы сквозь призму иронии. Ворчание гофмейстерины раздражало принцессу и мешало слушать музыку. Рассеянно постукивая ножкой, Ева-Мария потребовала у пажа рассказать, что происходит в зале.
Оказалось, не все увлечены созерцанием сценического действа: сир Орк из Доса, грубоватый старикан, приходившийся дедом Лориту, мирно похрапывал, отодвинувшись в глубину ложи, задрав кверху бородку и открыв рот. Собственно Лорит − большой ценитель искусства − лорнировал особенно симпатичных исполнительниц. Принц Гнейс о чём-то вздыхал, подперев голову рукой и не отводя взгляд от королевской ложи. Два брата-принца с Пораскидов улыбались фрейлинам. Какая-то блондинка, спрятавшись за веер, пудрила носик. Представители Республики жевали жвачку и о чём-то болтали, сидя в вольготных позах и задрав ноги на бортик. Ральф де Випонт, как всегда пьяный, гримасничал, перегнувшись пополам и рискуя свалиться с балкона вниз головой. В одной из лож дети королевской четы пихали и тузили друг друга, ненадолго успокаиваясь после того, как родители делали им замечание. Супруга столичного мэра взбивала локоны, пиранийский посол изучал потолок, а некий франт в полосатых штанах развлекался покачиванием на стуле.
Принцу-балеруну вручили в подарок арбалет для предстоящего отстрела лебедей. Картина сменилась, и под очаровательную музыку на сцене запорхали стайки белых балерин, а вскоре появилась и королева лебедей, прекрасная Одетта. Принц Зигфрид был, конечно, немедленно пленён ею; зазвучало бессмертное адажио, и в зале не осталось равнодушных.
В этот не совсем подходящий момент раздался оглушительный грохот. Одетта вздрогнула и опрокинулась с рук принца. Головы зрителей повернулись в сторону шума, и все воззрились на покрасневшего франта, который барахтался на полу, как перевёрнутый колорадский жук.
− Безобразие! − прогремел голос Инсары.
Раздались охи, ахи, директор театра рвал на себе волосы, фрейлины вспорхнули с мест, а королева прикрыла улыбку веером. Под заглушённый смех публики виновник переполоха спешно покинул зал: в глазах света он был навеки уничтожен. Слуга поднял стул и поставил его на место, с достоинством смахнув несуществующие пылинки, но по залу продолжали расползаться шушуканье и смешки. В этой несерьёзной обстановке конец первого действия вышел смазанным: на сцене поспешно возник Ротбарт (злой гений), превратил Одетту в лебедя и увёл за кулисы, после чего занавес опустился.
К началу второго действия волнение улеглось, и общество благосклонно взирало на бал в замке принца. Ева-Мария не скрывала кислой мины: по её мнению, танцы были слишком балетизированы, наряды вычурны, а сцена выбора невест просто возмутительна, особенно когда Зигфрид отверг всех кандидаток. Внезапно в замке появился Ротбарт и его дочь Одиллия, выглядевшая точь-в-точь как Одетта, только пачка на ней была чёрной и головной убор тоже. Злодейская пара внесла в сценическое действо разнообразие: Ротбарт попрыгал-попрыгал, взметая черные крылья, и уступил место обольстительной Одиллии, которая крутила 32 фуэте так энергично, что, казалось, её пуант вот-вот просверлит пол. Публика беспокойно зашевелилась, когда стало очевидным, что принц околдован и влюблён. Зигфрид присоединился к танцующей Одиллии, и они завертелись вместе. Это было прекрасно, но в партере послышались истерические вскрики дам, возмущённых подобной неверностью героя. Далее принц исполнил восторженное соло, высоко подпрыгивая и как бы зависая в воздухе, что было прызнаком великого мастерства. Его наградили бурными рукоплесканиями, которые быстро сошли на нет, стоило Зигфриду преподнести букет своей избраннице.
Бах! Как гром, ударил оркестр, и в круге света затрепетал, забился белый лебедь. Королева Пораскидов Матильда II от избытка переживаний лишилась чувств и не смогла увидеть, как коварная Одиллия с надменным смехом швырнула букет в лицо принца, разбив его сердце, а затем вместе с отцом исчезла из замка. Всё это и вправду очень впечатляло, и в антракте с трудом пришедшие в себя зрители жарко обсуждали увиденное. Королева милостиво улыбалась и слушала их восторги, не переставая обмахиваться веером; особенно восхищались пиранийцы, до этого считавшие свой балет самым лучшим.
Наконец, началось последнее действие − самое короткое и самое насыщенное. Здесь присутствовал такой накал страстей, что первые два меркли в сравнении с ним. Печально проплывали по сцене чёрные и белые лебеди, в центре под душераздирающую музыку умирала Одетта, к ней стремился обманутый злыми чарами принц, на его пути вставал злой гений. Пока на сцене бушевала драма, зал боялся вздохнуть. Несколько раз Одетта возносилась вверх на вытянутых руках принца. В битве добра и зла, любви и колдовства злые чары разрушились, и побеждённый Ротбарт позорно ретировался за кулисы. Дамы рыдали, мужчины были смущены, Зигфрид нежно обнимал спасённую возлюбленную. Аплодисментам и крикам "Браво!" не было конца. Несмотря на это (а может быть, как раз поэтому) Ева-Мария не выразила особого восхищения и под бурчание гофмейстерины вскоре покинула ложу, успешно избежав излияний Лорита.
По прибытии во дворец королеве пришлось отпустить фрейлин переодеваться к обеду, а самой заняться государственными делами. Их накопилось так много, что королева, устав ставить августейшую подпись на подсунутых секретарём документах, раздражённо бросила перо.
− На сегодня хватит! − объявила она.
Тот удивлённо посмотрел на Еву-Марию и нерешительно проговорил:
− Ваше Величество, значительное количество дел требует немедленного рассмотрения.
− Нам надоело заниматься делами!
− Осмелюсь возразить, к делам Вы ещё не приступали, Вы только подписали некоторые бумаги.
− Отложим это до конца праздника!
− Но, Ваше Величество, некоторые из дел не терпят отлагательств.
− Некоторые, но не все! − упрямилась принцесса.
− Тогда следует составить график заседаний Совета Министров на ближайший месяц, чтобы как можно скорее обсудить реформы налогообложения, вопросы распределения имеющихся в казне средств, состояние административной структуры, армии и хозяйства и назначение новых послов, − заметил секретарь. − Кроме того, господин советник незадолго до коронации включил в перечень наиболее важных государственных расходов две дополнительных статьи. Желаете ли ознакомиться со сметой?
− Нет! − воскликнула Ева-Мария, потянувшись к вазе с конфетами. Пока вежливый голос секретаря перечислял актуальные проблемы, принцесса прикидывала, кому бы перепоручить скучные королевские обязанности: раньше этим занимался Сэмаэль Мокк, но теперь вся рутина свалилась на неё. − Господин Росс, мы хотим назначить новых министров.
− Кого именно, Ваше Величество? − секретарь ошарашено воззрился на свою государыню.