− О сударыни! − поклонился король Пирании, но все успели заметить его подозрительно масляный взор. − Отсутствие Её Величества было столь тягостным, что я не мог его пережить.
— Мадонна, позвольте сопроводить Вас к столу, и я буду счастливейшим из смертных!
Глава 8. Вечер стихов и музыки
Если можешь − пойми, если хочешь − возьми:
Ты один мне понравился между людьми,
До тебя я была холодна и бледна −
Я с глубокого, тихого, тёмного дна.
(Бальмонт)
− Мне казалось, что она дала ему отставку, − шепнула Диана на ухо Стелле, насмешливо глядя на идущую впереди пару. Королева гордо проплывала мимо встречных, делая вид, что не слышит шушуканья у себя за спиной; что до Лорита, он весь светился, упиваясь тем, что ведёт за руку первую красавицу Эридана.
Когда они вошли в зал, где играла музыка, пересуды стали тише. Ева-Мария приветствовала гостей. Здесь собрались многие знатные персоны: дам было меньше, чем кавалеров, и все они имели кислый вид (виной тому, очевидно, были мокрые платья и испорченные дождём причёски). Одна лишь Эвтектика Монро сохраняла безупречный облик − на её белом одеянии не было ни пятнышка грязи, а в чёрных волосах мерцали бриллианты.
Лорд Кельвин, хозяин замка, добавил к приветствиям королевы несколько слов и пригласил собравшихся отужинать. Само собой разумеется, Лорит оказался сидящим слева от Её Величества и не давал ей ни минуты покоя. Антоний Волк холодно и в упор рассматривал поклонников королевы: принц Персей был бледен от ревности и почти не притрагивался к еде, король Ардскулл пожирал Еву-Марию взглядом, паж был смущён, принц Этрум Монро нервно перебирал пальцами. Впрочем, ужин прошёл превосходно, музыка была живой и весёлой, а королева на редкость любезной.
Отужинав, гости заняли места в центре зала: там стояли составленные в несколько рядов стулья, среди которых находилось три больших кресла − места для судей. В первом ряду сидели те, кто изъявил желание выступить.
− Уважаемые дамы и господа! − громко произнесла королева. − Сегодняшний вечер посвящён стихам и музыке. Мы надеемся, что никто не останется в стороне, не заскучает и не покинет этот зал, прежде чем судьи назовут победителя. Поскольку здесь собрались лучшие из лучших, помогать Нашему Величеству в судействе будут сир Альфред, король Пораскидов, и многоуважаемый лорд Кельвин.
Мужчины поклонились под аплодисменты публики.
− У меня вопрос, мадонна: а судьи будут участвовать в состязаниях? − произнёс брат Персея, юный принц Иапет.
− Нет, иначе мы не удержались бы от соблазна присудить первое место себе, − Ева-Мария заняла центральное кресло и взмахнула рукой.
Шум тотчас улёгся, и перед гостями возник взволнованный церемониймейстер.
− Первый участник состязания − милорд Цефей из Пирании, − объявил он. − Стих под названием "Золотострунная кифара".
Встал молодой человек и, волнуясь, начал читать:
− В таинственном мерцанье ночи
Сомкнуть мне не давала очи
Золотострунная кифара:
Её напев манил, как чара,
И разливался звуком томным
Под неба куполом бездонным.
Стихотворение было длинным, романтичным, но немного нескладным. Суть его сводилась к тому, что некий юноша был очарован прекрасной мелодией, и ему привиделась юная дева, которая держала в руках кифару с золотыми струнами. Утром выяснилось, что это всего лишь сон, а струны старой кифары перебирал ночной ветер. Поначалу он пришёл в отчаяние, а потом отправился на поиски мечты. Мораль заключалась в том, что надо беззаветно верить в любовь, и тогда обретёшь смысл жизни. Поэт слегка запинался, и невооружённым взглядом было видно, что он влюблён в кого-то из присутствующих.
− Участник номер два, монсеньор Гнейс из Пирании, исполнит неолирический сонет "Воззвание к красоте".
Принц вышел к зрителям, раскланялся и начал читать своим унылым голосом:
− Я прошёл по дорогам земного страданья,
Где мерцал обещаний обманчивый свет,
Я постиг зло и ложь, я познал расставанье,
Чтоб понять − в этом мире прекрасного нет.
Где обитель моя? Где найти мне забвение,
Чтобы вновь обратиться мне в веру мою?
Я прошёл все пути, и мне слышалось пение
О прекрасном, которое тщетно люблю.
Сонет был тройным (трижды по 14 строк), все их двадцатилетний Гнейс произносил с таким горестным видом, словно его жизнь и впрямь состояла из одних страданий и разочарований. В конце прозвучал критический комментарий Лорита:
− Cher frère, sans aborder la qualité de la "création", permettez-moi de souligner qu'il est au moins stupide de confondre la beauté et la parfaite.33
Гнейс равнодушно пожал плечами и ответил, что он ничего не перепутал, просто у них разное восприятие мира. Между братьями завязался спор на пиранийском языке, который перерос во всеобщую дискуссию, где Эвтектика Монро блистала знанием категорий философии и эстетики. Когда дебаты утихли, к публике вышел очередной поэтоборец и прочёл "Розы белоснежные раскрылися под облаком". После него выступила хорошенькая принцесса Креция с острова Писк, младшая сестра принца Кимболла − того самого, что приобрёл скандальную славу после дуэли с Ральфом де Випонт. Демуазель прочитала стишок под названием "Солнце в ладонях".
− В ладони солнце мне скатилось
Через раскрытое окно,
И стало тихо и темно,
А все гадали − что случилось?
Оно, как мягкий белый ком,
Тихонько руки мне согрело
И песенку свою пропело,
А я задумалась − о ком?
И хотя стишок был простенький и бессмысленный, ей долго и восторженно хлопали. Вдохновившись похвалами, монна Креция прочла ещё один стих "Лесная фея", а потом ещё один "Мой остров" и ещё один "Когда я в лодочке плыву". Все они были примитивны и похожи один на другой, но овациям не было конца. Порозовевшая от смущения принцесса села обратно, уступив место следующему кандидату. С места поднялся принц Персей.
− Без названия. Строки любви. Посвящается самой прекрасной из королев, − он поклонился в сторону Евы-Марии и под многозначительный шепоток в зале начал читать:
− Рассеян в воздух слабый свет,
Печаль посеребрила утро,
И нежный розовый рассвет
Вот-вот растает перламутром
На приоткрытых лепестках
Цветов безмолвных и прекрасных;
Вы обернулись − и в глазах
Сверкнули мне два солнца ясных.
Я следом шёл, как верный друг,
Цветы срывая осторожно,
Не веря, будто среди мук
Земное счастие возможно,
И преподнёс Вам этот дар,
В застенчивости взор склоняя,
Смиренный пленник Ваших чар,
Который ждёт, благословляя.
Пленённый сладостной мечтой,
Вдруг обрести восторг и муку,
Я прошептал: "О ангел мой!",
Внимая трепетному звуку.
И Вы, глупцом удивлены,
Смеялись нежно и беспечно,
А я мечтал, чтоб голубым
То утро оставалось вечно.
Закончив, Персей ещё раз поклонился Еве-Марии и под неуверенные аплодисменты сел на своё место. Во время декламации приятный голос принца взволновал не одно женское сердце, хотя все прекрасно понимали, что волноваться стоило лишь королеве, ведь получить такое откровенное признание в любви, да ещё и при свидетелях, считалось непристойным для дамы.
− Очень, очень смело, − с кислой миной заметил Лорит. − Даже чересчур, на мой взгляд. И в стиле есть погрешности − слишком бесхитростно, никакого шарма, никакой утончённости.
− Разве поэзия не призвана выражать мысли и порывы души? − возразил лорд Кельвин. − Юноша читал просто превосходно: какая выразительность, какое мастерство!
− Пожалуй, я не соглашусь с Вами, милсдарь: некоторые порывы нужно сдерживать, − хмуро сказал король Альфред и проводил Персея неодобрительным взглядом.
Принц, старательно избегая смотреть на отца, сел на место. Тем временем публике было объявлено: