− Монсеньор Этрум Монро с острова Дайм!
Названный субъект напыщенно поклонился слушателям, принял картинную позу, кашлянул, сделал взмах рукой и продекламировал:
− Лирическая баллада "Каравелла Поднебесной". Сочинитель − Ваш покорный слуга.
Начиналась война. Из лазурных морей
Высылал Ильдрион белый флот кораблей;
Впереди, простирая по ветру крыла,
В осиянную даль каравелла плыла.
"Это лебедь озёр, − в снастях ветер поёт, −
Он послушную стаю уводит вперёд,
Меж простором небес и сияньем волны
Пронесутся они, словно милость судьбы".
Слушатели внимали бесконечному повествованию о странствиях белой каравеллы, и когда Монро добрался до конца, грянули бурные аплодисменты; среди криков "Браво!" даже послышались реплики, что-де, мол, нынешний победитель конкурса уже определён. Это не понравилось королю Пирании, и он принялся возмущаться "неисторичностью этой безмерно затянутой истории", но конец спорам положило появление следующей участницы − миледи Анны Лонк из Ахернара. Она читала экспрессионистский "Плач колдуньи" − очень выразительно и страстно, но публика не оценила её стараний, и Анна подверглась безжалостным порицаниям со стороны знатоков тонкой лирики, каковыми себя полагали все, кто умел накалякать куплет и связать пару рифм. Далее выступило несколько человек с довольно посредственными стихами, после чего, ко всеобщему изумлению, место чтеца занял двенадцатилетний мальчишка.
− Милорд Рутил из Ахернара! − объявил церемониймейстер.
− Но его нет в списках, − с удивлением произнёс лорд Кельвин, шурша бумажками.
− Я не успел заявиться. Но у меня есть стихи. Хорошие. Лучше ваших!
− Какой забавный мальчуган, − Лорит интеллигентно рассмеялся, его свита принялась смеяться вместе с королём.
− Ваше Величество? − лорд Кельвин повернулся к Еве-Марии, но та равнодушно отмахнулась со словами: "Пусть читает!"
Король Альфред важно кивнул, словно он был последней инстанцией в принятии таких решений, и Рутил, дерзко отставив ногу, продекламировал:
− Снова ночь, и на звёзды смотрю я из окон,
Как красивы они! Это мысли мои, это знаки,
Я живу на земле, а душа моя в небе высоком
Наблюдает, как снизу толпятся зеваки.
Из заднего ряда раздался негодующий возглас. Слушатели зашикали, несколько голов повернулись в сторону некрасивой девушки, пробиравшейся между стульями.
− Бархат неба. Мне хочется ввысь устремиться.
Утонуть, словно в море, и падать, и падать, и падать…
Я хочу улететь в вышину, почему я не птица?
Этот мир на земле равнодушен и гадок.
− Очень незрело! − фыркнул Лорит.
Между тем девушка, в которой некоторые опознали одну из дальних родственниц королевы, добралась до мальчишки и вцепилась ему в рукав.
− Как ты посмел читать мой дневник! − прошипела она сквозь зубы. Её лицо было красным от гнева и смущения.
− Ай! Турмалина, отцепись! − крикнул он.
− Придурок! Извините, Ваше Величество.
− Но твои стихи лучше той белиберды про каравеллы.
− Согласно правилам, здесь читаются собственные творения, а Вы, молодой человек, вылезли без очереди, да ещё с чужим авторством. Сядьте на место и не извольте отнимать чужое время, − надменно произнёс сир Альфред.
− Послушайте, а почему бы не включить эту демуазель в число участниц и не позволить ей дочитать до конца? − вмешался Коан де Нэссаль, король Архипелага.
− Мне тоже было бы интересно услышать конец, − поддержал короля лорд Кельвин.
− Ну вот ещё! Это не по правилам! − воспротивилась принцесса.
− Нет-нет, простите, я не собираюсь участвовать, − поспешно заявила Турмалина, таща за собой братца обратно в задний ряд. Ева-Мария с недовольным видом прислушалась к грохоту стульев, не слишком доверяя её скромности. Подумать только, опять эта серая мышь высунулась из своих книг и посмела привлечь к себе внимание!
− А знаете, мне понравилась мысль про двойственность существования тела и духа, − внезапно заговорила красавица Эвтектика. − Необыкновенно тонкий философский подход к осознанию своего "я". Миледи непременно должна принять участие в конкурсе.
− Мы не заметили в её стихах никакой особой глубины! − дёрнула плечиком Ева-Мария. − И никаких особенных достоинств!
− Каждый судит других в меру своих собственных талантов.
− Мы королева и нам виднее! − перебила Ева-Мария.
− С каких пор Вы можете видеть стихи? − Эвтектика Монро сладко и саркастично улыбнулась.
− Ваше Величество, к чему этот спор? − зевнул король Альфред. − Мы вынуждаем ждать нашего нового участника − точнее, участницу.
Лорд Барнетт воспользовался его репликой, чтоб тут же объявить:
− Миледи Дария с Архипелага Дружбы!
Юная особа, волнуясь, продекламировала своё творение, которое было посвящено нудным красотам родного города и кончалось словами:
− Мой порт, где всё знакомо,
Мой милый добрый край.
Я скоро буду дома,
О Эридан, прощай!
Следующим был объявлен юноша из Эридана по имени Марис Карни. В свои восемнадцать он был довольно известен благодаря стихам, которые печатались в газетах и просачивались в литературные салоны, хотя сам он был в эти салоны не вхож, поскольку не отличался знатным происхождением. В замок Клён его пригласил лорд Кельвин, которого уведомили о предстоящем поэтическом состязании; юноша с восторгом принял приглашение, тем более что молва утверждала, будто он влюблён в Элию Кельвин.
− Когда б я был встревоженным зефиром,
Гонимым вдаль стремленьями души,
Незримым, но носящимся над миром,
Я никогда б полёт не завершил.
Пленителен и сладок дух свободы.
Зачем мне жизнь? О, вам ли знать ответ,
Вы от рожденья прихотью природы
Прикованы к земле на много лет.
Я грежу голубыми небесами,
Так ясен день порой, так облака нежны,
Побудьте ветром и поймёте сами −
Земные цепи больше не нужны.
Творение молодого дарования, его проникновенное декламирование было встречено бурными овациями. Девушки млели и источали поэту застенчивые улыбки, старшие снисходительно улыбались, судьи казались удовлетворёнными. Лорит был недоволен и порывался встать с места и бросить юнцу поэтический вызов, но сидевшие рядом вельможи отговорили короля: мол, какой же соперник Его Величеству этот никому не известный рифмоплёт-самоучка? Тогда церемониймейстер объявил следующего участника − молодого мужчину из маленького королевства Амузи на востоке.
− Хрустальная нить паутины протянута вдаль.
Словно слёзы, на нитях роса застывает −
Дыхание холода зим их коснулось.
Вокруг пустота, и приносит с собою печаль
Это облако, что солнца диск укрывает
От глаз. Только сердце паучье проснулось.
Чу! Непостижимо течение времени тут.
В тишине неподвижного воздуха робким
Дыханьем боюсь всколыхнуть паутину:
Тяжёлые капли на землю тогда упадут.
Покрывалом безвременья тянется тонким
Незримый туман. Молчаливо покину
Тот сад, где грусть поселилась.
И так далее, и так далее. Стихотворение явно на что-то претендовало, но на что именно − никто, кроме творца, не понял. После парочки поэтоборцев, жаждавших поразить публику новизной стиля и смелостью слога, прозвучало имя Фатжоны Даирской. Рыжеволосая красавица вышла с намерением досадить своему отчиму, суровому мужчине лет сорока, не спускавшему с неё сердитого взгляда. Девушка поклонилась и разразилась потоком страстной лирики на альбонском языке. Это вызвало у зрителей неудовольствие, когда же она добралась в своём повествовании до эротических признаний:
− Your honey love was coming in
Like sticky sweets,
Your honey love like brightest stream
Excites my fits,
Your honey love like resin smell,
Like fimiam −
My passionate, you do it well
And here we come!34
Дамы подняли крик: "Какой ужас!", "Боже!", "Немедленно прекратите это бесстыдство!".
− Как оскорблена поэзия! − стенал Лорит.