– Ничего не думаю, – пробормотала она. – Мне трудно в это поверить. В такой галерее, как ваша? Зачем вам это нужно?
– Если воображаете, что из-за ваших отношений с семьей Конкеннан, то, позвольте заметить, вы глубоко заблуждаетесь. Если же, глядя мне прямо в глаза, начнете уверять, что не считаете себя способным художником, я вам просто не поверю.
Она, казалось, задумалась над его словами. Потом сказала:
– Все дело в том, Роган, что я никогда не думала о своих занятиях живописью с практической точки зрения.
– И не думайте, Шаннон. Оставьте это мне и моим помощникам. Они продумают все до мелочей. Кстати, нужны также ваши фотографии. У нас в Дублине великолепный мастер. Я отправлюсь туда дня через два. Вы могли бы полететь со мной.
– В Дублин?
– А что вас пугает? На несколько дней. Можете остаться подольше в нашем доме, если захотите. Вас там никто не укусит. Заодно проконсультируетесь с юристом по поводу контракта.
– Я немного изучала вопросы бизнеса в своем колледже, – задиристо сказала она. – И, думаю, разберусь сама.
– Тем лучше. – Он перелистал настольный календарь. – Вас устроит вторник?
– Вторник?
– Это такой день недели. В смысле поездки в Дублин.
Она тряхнула головой, пригладила волосы.
– Почему бы и нет?
Эти же слова она говорила самой себе на обратном пути к дому Брианны. В самом деле, почему нет? Почему не согласиться на лестное для нее предложение «галерейщика», известного почти во всем мире, связанного с изобразительным искусством? Даже если предположить, что оно не до конца искренне, это предложение. Что на Рогана давили, просили об этом ее вновь обретенные сестры. Хотя, судя по всему, он не из тех людей, на кого можно «давить», когда речь идет о деле всей его жизни.
Она знала, что у нее есть способности. Может быть, талант. Чувствовала это по своим работам, слышала многие годы от многочисленных учителей, а также от немногих коллег. Но уже довольно длительное время отдавала себя рекламному бизнесу, а искусство, живопись оставались на втором, если не на третьем месте.
Принять всерьез предложение Рогана означало сейчас сойти с той стези, по которой она уже давно идет и где имеет весьма определенные успехи, а также ясные представления о завтрашнем дне. Это ее не может не пугать. Во всяком случае, вселяет если не страх, то вполне определенное беспокойство.
Но ведь она пока еще ни на что не дала согласия. Не подписала этот дьявольский, наверняка кабальный, контракт. И не подпишет. Ну его!
Чем больше она думала о предложении Рогана, тем явственней становилась для нее вся бредовость идеи. Выставка в Ирландии! Какого черта? Ведь она сама будет в это время за три тысячи миль от своих картин, если и пришлет их сюда.
И главное: хочет ли она этого? Нужно ли это ей?
Она так углубилась в свои мысли, что не сразу услышала, как ее окликают по имени. Резко повернув голову, она увидела миссис Элис Бреннан, стоявшую возле ограды, откуда, по всей видимости, начинались владения ее сына.
– Витаете мыслями в облаках?
– Что? О да. Я… – Встряхнувшись, как после глубокого сна, Шаннон добавила: – Я задумалась, извините, о своем будущем.
– Тут есть о чем подумать, – улыбнулась миссис Бреннан. – Но не все, к сожалению, могут что-то придумать. Погуляем вместе немного? У вас есть время?
– Да, конечно, – скрывая неловкость, ответила Шаннон.
– Мои все занялись делом, и я в одиночестве. А меня оно обычно тяготит. Не привыкла.
– Я-то думала, – удивилась Шаннон, – вы просто мечтаете хотя бы о нескольких минутах покоя и отдыха.
– Как говаривала моя матушка: у вас все это будет там, на шести футах под землей. Пойдемте в наш сад, хочу как следует поглядеть на него.
– Он в прекрасном состоянии, – заметила Шаннон, чтобы как-то поддержать разговор.
– У Мерфи, слава богу, все хозяйство такое, – согласилась Элис. – Умеет навести порядок. Когда он был мальчишкой, то, помню, хватался за любую работу по дому, я даже злилась, что он берется за все. А он говорил: «Ма, это я ищу лучший вариант, лучший способ для каждого дела, каким буду заниматься». И он находил его, этот способ, мой сын.
– Где он сейчас?
Вопрос сам собой вырвался у Шаннон, и она покраснела.
– С моим мужем на заднем дворе. Там, где разные машины. Мой Колин делает вид, что хорошо разбирается в них и вообще в сельском хозяйстве, а Мерфи нравится его учить.
– Моего отца тоже звали Колин.
– О! Вы его лишились недавно?
– Прошлым летом.
– А матери – этой весной, я слышала. – Элис участливо коснулась ее руки. – Ничто так не облегчает бремя жизни, как сама жизнь. Так считают умные люди.
Они были уже в глубине сада, на лужайке, где стояли соломенные стулья и кресла-качалки. Миссис Бреннан уселась в одно из них, Шаннон последовала ее примеру.
– Вам понравилось наше вчерашнее сейли?
Опять ее спрашивают о том же! На этот раз Шаннон покраснела еще сильнее, чем несколько минут назад.
– Да, – смущенно ответила она, раскачиваясь в кресле. – Никогда раньше не бывала на таких вечеринках.
– Для меня они тоже стали редкостью с тех пор, как я поселилась в Корке. В городах все выглядит по-другому. Настоящее сейли только здесь.
– Ваш муж врач?
– Да, он, говорят, неплохой специалист. Скажу по правде, когда я только переехала туда, то думала, отдам богу душу. Так все было тоскливо и непривычно. Ни тебе в коровник пойти на рассвете, ни беспокойства за судьбу урожая или если трактор вышел из строя. – Она с улыбкой устремила взгляд вдаль, где открывался вид на зеленую долину. – До сих пор какая-то часть моей души здесь. Скучаю по тем неприятностям, какие тут бывали у нас.
Наступило недолгое молчание. Слышалось лишь пение птиц да поскрипывание качалок.
– Наверное, вернетесь сюда, когда ваш муж оставит работу? – предположила Шаннон.
– О нет, Колин – человек городской. Вам должно быть понятно, как затягивает город.
– Да, мне это понятно. – Она тоже неотрывно смотрела на волнообразные линии холмов, на мерцающее небо. – Люблю толпу, шум, движение. Мне нужно долго привыкать к состоянию покоя, к открытому пространству.
– А вот Мерфи человек этого пространства, как вы выразились! Ему надо чувствовать землю под ногами.
«Для чего она это говорит? Ведь и так все ясно. Чтобы лишний раз дать мне понять, какая пропасть между мной и ее сыном? Но разве я сама не знаю?»
– Я знаю это, – отозвалась Шаннон, посмотрев на Элис и встретив ее настороженный взгляд. – Пожалуй, не встречала другого человека, так вросшего в свою почву.
– А вы, Шаннон? У вас есть почва? Вернее, корни?
– Мне хорошо в Нью-Йорке, – осторожно ответила она. – Когда я была ребенком, мы часто переезжали с места на место, поэтому таких корней, о которых вы говорите, у меня нет, наверное.
Миссис Бреннан кивнула, посмотрела в сторону, потом снова на Шаннон.
– Матери так устроены, что беспокоятся о своих детях, – с извиняющейся улыбкой сказала она. – Даже если те совсем взрослые. Я вижу, Мерфи влюблен в вас.
– Миссис Бреннан! – Шаннон подняла руки, как бы защищаясь, и снова уронила их.
Но больше ничего не сказала. Она не знала, что сказать.
– Вы, конечно, подумали, – продолжала Элис, – чего эта женщина от меня хочет? Что я должна ей ответить, если даже то, что она говорит, не похоже на вопрос. – С некоторым удивлением Шаннон увидела на ее лице подобие улыбки. – Мы с вами совершенно не знаем друг друга, – продолжала миссис Бреннан, – и потому я не могу по вашим глазам понять, любите ли вы моего сына и что собираетесь делать со своими и с его чувствами. Но я хорошо знаю Мерфи. – Она помолчала. – Шаннон, вы не та женщина, которую я бы выбрала для него, но мужчина решает сам.
Взглянув на Шаннон, она вдруг рассмеялась:
– Ну вот. Вы обиделись.
– Нет, – выдавила Шаннон, обидевшись. – Вы имеете полное право говорить то, что думаете.
– Пожалуй. – Элис начала снова раскачиваться. – Обычно я так и делаю. Но сейчас, скажу откровенно, у меня нет ясного представления. Было время, я думала, что Мегги как раз для него. Но вскоре поняла, не дай бог, если так случится: через год или даже раньше они зарежут друг друга. Хотя я всегда любила эту девушку.