Два сердца выемкой друг к другу изображают корень? Не вижу сходства, хоть режь меня. Но, видно, и ученые историки, оснащающие свои труды бездной ссылок и указаний на источники, иногда дают волю фантазии. И ничего дурного в этом нет.
Я решила записать название книги и имя автора, чтобы при первом же случае, как только попаду в большой город с хорошей библиотекой, постараться раздобыть сей важный вклад в проблему сильфия, но тут наш бельгийский друг сунул руку в карман и небрежно бросил на стол горсть старинных медных монет. Мы с Луллу коршунами набросились на монеты, вертели их и так и сяк, разглядывали со всех сторон. И в самом деле нашли одну с сильфием; на другой стороне были вычеканены прекрасные черты Аполлона.
— О, — простонала я, испытывая муки вожделения.
Я решила посоветоваться с Луллу и спросила ее, может быть, она захочет купить эту монету, если бельгиец согласится с ней расстаться. Как-никак моей подруге принадлежал, так сказать, приоритет в этом деле. Это она разыскала бельгийца, это благодаря ее неистощимой энергии состоялась наша встреча. Но Луллу ответила отрицательно. Она мечтала сама откопать монету среди развалин. Покупать — ни в коем случае, великодушно заявила она. Мы закончили нашу маленькую двустороннюю конференцию, и я призналась бельгийцу, что мне страшно хочется приобрести монету с сильфием. Он не продаст ее?
Я была готова целую неделю спать в «лендровере», жить впроголодь, даже обходиться без шкаликов, которые мы с Луллу иногда пропускали в барах, чтобы — как выражалась моя спутница — «скрасить жизнь».
Я с нетерпением ждала, какую цену назовет бельгиец. А он сидел и улыбался, вертя в пальцах монету.
— Нет, я не продам ее, — заявил он наконец.
Предложить ему десять ливийских фунтов? За стертую старую монетку, которая в свое время стоила грош… Я не пожалела бы и двадцати фунтов (двести «сорок шведских крон), ибо в душе моей уже возникло суеверное убеждение, что эта монета — талисман, она принесет мне счастье в жизни. В крайнем случае, просплю две недели в «лендровере»…
— Я получил эти монеты от одного ливийца, он нашел их целую груду, когда раскапывал кучу земли, которую словно крот набросал, — неторопливо поведал бельгиец. — Так что продавать я не согласен. Но я дарю вам монету с сильфием, потому что вы так увлечены этим растением.
Не принадлежи я к малочисленному разряду «застенчивых шведок», я крепко обняла бы этого бельгийца, такой восторг обуял мою душу. Надеюсь, при виде моего блаженного лица он простил мне скудость моего запаса французских благодарственных слов.
Поднявшись в свою комнату, я долго сидела с монетой в руках и мечтала. Потом положила ее в сумочку, в отделение, запирающееся «молнией». Пусть лежит там и потихоньку источает магическую силу, воодушевляя меня на новые усилия в борьбе со все более усложняющейся проблемой сильфия.
ТЕМНЫЙ ЦВЕТОК САРКОФАГОВ
— Просыпайся, лазер Христина, пора вставать, сегодня мы возвращаемся в Кирену, — бодро приветствовала меня Луллу, входя рано утром в комнату.
Мы сделали прилагательное из слова «лазер» по примеру императора Августа; Макробий пишет, что император обращался к своему близкому другу Меценату «лазер Аретин», подразумевая «мой дражайший друг Аретин», ибо лазер в то время ценился чрезвычайно высоко. В самом деле, вожделенная камедь продавалась на вес золота и серебра, которые тогда были равны друг другу в цене. Кирепяне платили дань Риму лазером, и когда Цезарю понадобились деньги для войн, он взял из государственной казны полторы тысячи фунтов лазера. А император Август, как я уже сказала, сделал из лазера эпитет, чтобы показать, сколь высоко> он ценит своего друга. Словом, у меня были все причины чувствовать себя польщенной.
И все же мысль о том, что надо расставаться с Аполлонией, омрачала мое настроение. Правда, чемоданы были уложены еще накануне. Но еще предстояло-с помощью слуг тащить вниз по крутой лестнице прессы, пишущую машинку и всевозможные пожитки, запихивать их в машину, ехать в Шахат, там опять выгружаться и нести наш багаж по другим лестницам; в номер, где придется заново привыкать к испорченной настольной лампе, бастующему крану и прочим изъянам. Пока еще освоишься…
Когда погрузка была окончена, прибежал повар-тунисец с полиэтиленовым мешочком, в котором лежали-только что сваренные артишоки Луллу. Этот маленький эпизод отчасти подсластил нам горечь расставания с отелем в Сусе.
Утренняя трапеза состоялась на краю оврага, где мы» любили останавливаться, во-первых, из-за чудесного» вида, во-вторых, ради обилия редкостных цветов. Впрочем, на сей раз наше внимание было целиком поглощено горячими артишоками, которые изысканным вкусом превосходили все культурные артишоки, какие нам когда-либо доводилось есть.
Не было еще девяти, когда мы приблизились к Ша-хату. Полагая, что обещанные нам номера еще не убраны после предыдущих постояльцев и уборка начнется не скоро, и не желая праздно сидеть и ждать. в вестибюле, мы решили, не разгружая машины, посетить обширный район развалин к западу от центральной Кирены, который приметили во время предыдущих вылазок.
Для этого мы свернули на дорогу, идущую несколько севернее Эль-Бейдского шоссе, и ехали по ней, пока не очутились в окружении цветов, разрушенных стен, намогильников и беспорядочно разбросанных в поле больших каменных саркофагов. Некоторые саркофаги перекосились и наполовину ушли в землю; все говорило-за то, что на этом участке еще не трудились дотошные археологи.
Как всегда, мы с Луллу разошлись в разные стороны. Ее больше всего занимало содержимое саркофагов. А меня привлекла напоминающая львиный зев маленькая трехлистная льнянка[41] с желтыми и белыми цветками и синими чашечками, а также маленькое ползучее-растение с синими цветками, на первый взгляд до того похожее на очный цвет[42], которым изобилуют шведские поля, что я сперва не собиралась его трогать, так как в моей коллекции этот вид уже представлен. Но тут я разглядела, что у него не раздельные лепестки, а сплошной венчик с широкой кромкой. Оказалось, что-это мелкоцветный сицилийский вьюнок[43], довольно редкий в Северном Египте, широко распространенный в районе Джебель-Эльба на крайнем юго-востоке Египта и вовсе не встречающийся в Швеции.
Я увидела также маленький молочай[44], до того-невзрачный и неинтересный, что не хотелось даже нагибаться за ним. Но тут я вспомнила, как Виви Тек-хольм однажды сказала мне:
— Бери все, что увидишь! Даже самое неказистое и заурядное на вид растеньице может оказаться ценным!
А потому я добросовестно выдернула из земли два экземпляра молочая и заложила их между промокашками в пресс вместе с трехцветной льнянкой и синецветным вьюнком.
Мне не пришлось об этом пожалеть. Когда мой сбор попал в руки Виви Текхольм, ее особенно обрадовал невзрачный молочай Бивона, который считается большой редкостью. Правда, этот вид молочая упоминается в ее «Флоре Египта для студентов», но в богатейшем гербарии Виви не было ни одного экземпляра.
Вдруг я услышала громкий голос Луллу:
— Скорей иди сюда! Бьюсь об заклад, такого цветка ты еще никогда не видела!
Заманчивый призыв! И хотя цветы в отличие от птиц и насекомых не склонны спасаться бегством от человека, я быстрым шагом направилась к саркофагу, над которым наклонилась Луллу.
Крышка съехала, было видно темное и влажное дно каменного ящика. А на дне — семь-восемь экземпляров растения, при виде которого у меня по спине побежали мурашки.
Они напоминали наши белые каллы из погребальных венков, только соцветия с листьями-покрывалами были поменьше и поуже. Однако не мысль о наших мертвенно-белых каллах и о похоронах заставила меня содрогнуться, а окраска покрывал: темные, коричневато-фиолетовые воронки на анемичных, лишенных хлорофилла стеблях-переростках. И прямо из сырой земли на дне саркофага, тоже какие-то непомерно длинные, торчали широкие стрельчатые листья.
41
* Трехлистная льнянка (Linaria triphylla) — травянистое растение из семейства норичниковых (Scrophulariaceae). Виды льнянок (около 150) обитают в Северном полушарии; особенно разнообразны в Средиземноморье.
42
* Очный цвет (Anagallis) — род из семейства первоцветных (Primulaceae). У пашенного очного цвета — обычного сорняка в Европе, Средиземноморье, на Кавказе и в Средней Азии — цветки закрываются при пасмурной или холодной погоде.
43
* Сицилийский вьюнок (Convolvulus siculus) — вьющееся травянистое растение из семейства вьюнковых (Convolvulaceae). Некоторые тропические представители семейства (всего в нем около 1600 видов, в том числе кустарники и деревья) культивируются как пищевые (батат), декоративные, лекарственные растения.
44
* Молочай (Euphorbia) — огромный (около 2000 видов) род в семействе молочайных (Euphorbiaceae). Для всех видов молочая характерно присутствие млечного сока в тканях. Различные молочаи обнаруживают удивительное разнообразие форм (от деревьев, в том числе похожих на кактусы, до однолетних трав). Ряд видов культивируется в качестве декоративных растений. Молочай Бивона (Е. bivonae) — один из многочисленных африканских видов рода.