— Гм, — сказала я.
— Что «гм»? — озадаченно спросила Луллу.
— При всем моем уважении к историкам критической школы я бы хотела, чтобы они относились несколько критичнее и к своим собственным гипотезам.
Подведя в столь туманной формуле, достойной дельфийского оракула, итог нашего знакомства с Шаму, мы условились, что Луллу завтра приедет в Каир, чтобы помочь мне отыскать сердцевидные корни между ногами у царя Аркесилая.
СНОВА К КЛАССИКАМ
Положив телефонную трубку, я надолго задумалась. В кои-то веки нам попался добросовестный современный исследователь. Чуть ли не после каждого утверждения— цифра, отсылающая к сноскам, а в сносках названы источники, и похоже, что ни один классик и ни один из более поздних исследователей не укрылся от зоркого глаза Франсуа Шаму.
Его доводы в пользу того, что сильфий взвешивали в Кирене, а не на борту корабля в Аполлонии, выглядят вполне основательными. Но дальше он вдруг, как говорится, очертя голову утверждает, что в изображенных на вазе мешках лежат корни, а не сильфиевая камедь. Нет, тут что-то не так.
Я нетерпеливо взяла староанглийский перевод сочинений Теофраста, который отыскала в ботаническом кабинете Виви Текхольм. Что ни говори, из всех античных исследователей Теофраст оставил самое подробное описание сильфия, его сбора и обработки его смолы, или камеди. Конечно, у него встречаются противоречивые сведения, но это потому, что и он тоже не видел живого растения, а основывался на чужих словах.
Ни один из древних, которые описывали, превозносили или воспевали сильфий, не видел растение собственными глазами!!!
Вот как характеризует Теофраст растение, которое он относит вместе с папирусом к разряду ферулоподобных:
У сильфия большой толстый корень; стебель такой величины, как у ферулы, и почти сходный с ним по толщине; листья, которые называют маспетон, похожи на сельдерейные; семя широкое, похожее на лист; его и называют листом. Стебель однолетний, как у ферулы. С наступлением весны он выпускает листья, которые очищают овец, делают их жирными и сообщают баранине изумительный вкус. После листьев появляется стебель, который едят во всех видах, вареным и печеным; говорят, что и он очищает тело за сорок дней.
Сок у сильфия двух родов: один вытекает из стебля, другой из корня, почему один и называется «стеблевкой», а другой «корневкой». Корень покрыт черной корой, которую сдирают. Существуют особые правила по поводу того, как и где делать надрезы на корне. причем учитываются и прежние надрезы, и общие запасы сильфия. Ибо не разрешается делать надрезы с нарушением правил и добывать больше сока, чем нужно для данного случая. Сок, если он не переработан, портится и загнивает. Торговцы, переправляющие сок в Пирей, подвергают его следующей обработке: влив в кувшины и подмешав к нему пшеничной муки, они длительно его взбалтывают, отчего сок приобретает свою окраску и теперь, уже обработанный, может долго стоять, не портясь. Так обстоит дело с собиранием и обработкой сильфия.
Сдается мне, это описание опровергает гипотезу Шаму, будто в мешки укладывали корни целиком. На мой непросвещенный взгляд, из текста явствует, что корни — во всяком случае, когда сильфия было мало, — даже не выкапывали, а делали надрезы, оставляя их в земле.
Дальше наш дорогой Теофраст, указав, где в Кире-наике встречается сильфий, сбивает с толку себя и других таким сообщением:
«Растение это, говорят, отличается тем, что оно избегает обработанной почвы, и если земля превращена в нивы, постоянно обрабатываемые, то оно уходит прочь, словно показывая этим, что оно растение дикое и в уходе не нуждается. Жители Кирены рассказывают, что сильфий появился у них за семь лет до основания их города; основали же они его за триста лет до того времени, как Симонид был архонтом в Афинах.
Таковы сообщаемые ими сведения. Другие рассказывают, что корень у сильфия бывает с локоть или немного больше; в середине его имеется «голова», которая поднимается очень высоко и почти выходит из земли; зовут ее «молоком». Из нее потом вырастает стебель, а из него магидарис, называемый также и листом; это не что иное, как семя. Когда после захода Пса начинает дуть сильный южный ветер, он разбрасывает эти семена, и из них вырастает сильфий. В одном и том же году появляются и корень, и стебель; в этом нет ничего особенного: так бывает и у других растений. Может быть, однако, под этими словами подразумевается, что стебель вырастает сразу же после того, как разбросаны были семена.
Другая особенность сильфия (рассказ этот противоречит приведенному выше) состоит в том, что будто бы его нужно ежегодно окапывать. Если его оставить так, то он, говорят, даст и семена, и стебель, но и они, и корень будут хуже».
Старику Теофрасту, которого восхищенные потомки удостоили почетного титула отца ботаники, было нелегко. Во-первых, за двести с лишним лет до нашей эры он не мог знать Карла Линнея и его систематики, отсюда, например, утверждение, будто сильфий и папирус относятся «к разряду ферулоподобных растений». Во-вторых, он не был ботаником в современном смысле слова. Он не отправлялся в поле изучать растения, а сидел, как утверждают, у себя дома и заимствовал у своего учителя Аристотеля. Когда же он выходил из дому, то, судя по всему, слушал рассказы мореплавателей и других профанов в ботанике о редкостных растениях дальних стран. А эти описания могли очень сильно различаться, это вполне естественно и сразу бросается в глаза.
Спрашивается, что же подразумевал Теофраст, употребляя слово «ферулоподобный»? Почему он не написал «тапсиаподобный»? Ведь в сочинениях этого древнего грека не один раз упоминается тапсия.
В новейших описаниях флоры тех стран, где встречаются и род тапсия, и род ферула, о них говорится как о близких друг другу, сходных родах. Отличаются они главным образом плодами. У плодов ферул нет крылышек. Плоды тапсий крылатые. Кроме того, у рода ферула есть весьма характерный признак. Центральные соцветия в большом зонтике содержат двуполые цветки, а в крайних соцветиях — цветки мужского пола.
Но этого Теофраст не мог знать, ведь ему ничего не было известно о пестиках и тычинках и их функциях.
Словом, как ни крути, ни верти, я невольно приходила к выводу, что вопрос, куда относить сильфий — к роду ферула или к роду тапсия, — был таким же неясным для Теофраста, как и для позднейших исследователей.
Сильфий мог быть и тем, и другим. Дальше этого я пока не могла продвинуться в решении загадки.
Тем не менее я жадно, предвкушая радостные открытия, набросилась на случайно попавшую в мои руки древнеримскую поваренную книгу Апиция. В 1963 году молодая исследовательница Мадлен фон Хеланд перевела эту книгу на шведский язык. Так как Аниций жил во времена римских императоров, я стала искать в индексе лазер и лазерпициум. И, представьте себе, нашла один рецепт употребления лазера и один рецепт лазерного соуса. Вот что гласили советы римским поварам:
«Как использовать унцию лазера многократно: помести приправу в стеклянный сосуд, к примеру, вместе с двадцатью семенами пинии, и перед применением размели семена. После этого блюда удивят тебя необычным вкусом. Потом в сосуд опять кладется столько же семян».
Я долго соображала, зачем надо класть столько же семян в сосуд после того, как блюда удивили тебя необычным вкусом, затем перевернула еще несколько страниц и, как говорится, окунулась прямо в соус. Здесь было два варианта на выбор:
«1. Лазерный соус: раствори киренский или парфянский лазер в теплой воде с уксусом или гарумом или же смешай вместе перец, петрушку, сушеную мяту, корень лазера, мед, уксус и гарум.
2. Другой способ: перец, тмин, укроп, петрушка, сухая мята, сильфий, малабатрум, индийский нардус, фолиум, немного столового корня, мед, уксус и гарум».