— Куда ты подевалась? Я уже думала, тебя умыкнули!
— Ах, если бы! — ответила Луллу. — И вообще, что ты говоришь! Понимаешь, эти люди ничего не понимают! Я им твержу по-немецки, по-английски, по-итальянски и по-французски, что мы спешим в Триполи, а они почему-то не хотят нас пропустить.
Причина задержки так и осталась невыясненной, но в конце концов один из пограничников жестом предложил нам вернуться в машину и поднял шлагбаум: проезжайте.
Около десяти вечера мы приехали в какое-то селение, остановились у полицейского участка (или, возможно, это была военная комендатура) и улеглись спать на сиденьях «лендровера».
В четыре утра нас разбудили тяжелые грузовики. Голодные, неумытые, непричесанные, мы продолжали путь и наконец прибыли в Триполи.
Контора Скандинавской авиакомпании была закрыта на перерыв с 14 до 16 часов, а так как мы угадали как раз в этот промежуток времени, нам оставалось только искать приюта в дешевой гостинице — дешевой на здешнюю мерку, а по-нашему-дико дорогой.
В 16.00 мы нажали кнопку звонка у дверей конторы САС, двери открылись, мы вошли и рассказали заведующему конторой египтянину о наших проблемах.
К сожалению, инженер Андерссон уже улетел утром в Стокгольм. Мы поделились своими заботами с приветливой секретаршей-шведкой. Чрезвычайно важные корни, их необходимо возможно скорее отправить в Стокгольм. Египтянин и шведка посовещались. Как раз сейчас на аэродроме находилось несколько инженерских жен, которые ждали самолета в Швецию. Египтянин знал Виви Текхольм, к тому же, глядя на нас, можно было подумать, что от скорейшей доставки этих корней в Стокгольм зависит благо человечества, и он схватил телефонную трубку, чтобы задержать вылет.
С аэродрома ответили, что самолет только что взлетел.
Египтянин и шведская секретарша принялись усиленно соображать. И вспомнили вдруг про одно шведское семейство, которое собиралось через несколько дней лететь из Триполи в Стокгольм. Завтра утром эти люди приедут в город. Наши новые друзья в САС обещали связаться с ними, выяснить, не могут ли они захватить корни, и немедленно сообщить нам ответ в гостиницу.
Мы вышли на улицу с тревогой в душе. Через несколько дней… А корни с каждым часом высыхают, и сок в них, если верить Теофрасту, легко портится. Если только это в самом деле сильфий.
Правда, Гуссейн и его товарищ положили вместе с корнями немало ливийской земли, и все же в этой потрепанной картонной коробке уложенные кое-как корни слишком плохо защищены от кислорода воздуха. Надо поскорее упаковать их как следует.
В эту минуту Луллу, к своему восторгу, увидела на административном здании через улицу белый с голубым крестом флаг Финляндии, и мы целеустремленно направились туда.
Финский торговый представитель и его супруга с величайшим пониманием отнеслись к нам и нашим проблемам, предложили выпить соку и выразили глубокое сожаление, что в ближайшее время никакие финские или иные граждане не собираются лететь в Финляндию через Швецию. Но, конечно, они помогут нам хорошенько упаковать корни. Вместе со своим слугой торговый представитель спустился к нашему «Лендроверу», и слуга потащил картонную коробку вверх по лестнице в представительство.
Тем временем доброжелательная супруга представителя с присущим финнам энергией и здравым смыслом уже приняла кое-какие меры. Она распорядилась, чтобы из подвала принесли финский торф, и сбрызнула его водой. Кроме того, она успела приготовить крепкие коробки разной величины, плотную оберточную бумагу и веревку.
Увидев нашу хилую тару и ее содержимое, она выбрала самую большую коробку, выстлала ее изнутри полиэтиленовыми мешочками, и вместе мы очень быстро упаковали на славу нашу драгоценную посылку.
Коробка с корнями и влажным финским торфом весила около тридцати килограммов.
Глубоко тронутые, мы горячо поблагодарили супругов за сочувствие и помощь, сильные руки слуги отнесли коробку в «лендровер», и мы направились в гостиницу.
В восемь утра нам позвонили из конторы САС. Связаться с шведским семейством удалось. Но у них трое маленьких детей и большой багаж, так что они, к сожалению, не могут взять с собой корни в Стокгольм.
Мы вполне их понимали, зная по опыту, как это некстати, когда друзья и знакомые просят захватить посылочку в Каир или из Каира. Ведь авиакомпании позволяют брать всего каких-нибудь двадцать килограммов багажа на человека. А у нас тут все тридцать.
Оставалось лишь нестись во весь опор дальше, в Тунис, откуда регулярно ходят самолеты в Швецию.
Смена масла в пути изрядно задержала нас. Формальности на ливийско-тунисской границе отняли еще больше времени. И вовсе не потому, что наши корни или еще какая-нибудь часть багажа привлекли к себе внимание таможни; просто в Африке, когда пересекаешь государственные границы, приходится заполнять тьму всевозможных анкет.
Под вечер мы приехали в популярный курорт Габес на берегу моря.
Мы решили, что есть полный смысл предпочесть дешевой гостинице дорогой отель. В роскошном отеле больше надежд встретить шведов, собирающихся вскоре лететь в Швецию.
Остановив свой выбор на отеле «Оазис» — самом дорогом из всех, — мы решительно направились к администратору. Пока он водил пальцем по спискам, отыскивая свободные номера, подошел бой с маленьким подносом, на котором стояли два стакана апельсинового сока.
— Угощайтесь, — сказал мальчуган, улыбаясь. — Добро пожаловать в Тунис!
Мы сказали спасибо и утолили жажду, не без тревоги думая о своих скудных финансах, которых должно хватить еще на весь путь до Сеуты в Марокко и дальше— через Гибралтар, Испанию, Францию, Швейцарию, ФРГ до самой Швеции.
Администратор приветливо сообщил нам, что номера есть. Цена потрясла нас своей умеренностью. Номера здесь оказались не дороже, чем в несравненно более примитивных гостиницах Ливии. Апельсиновый сок вообще был не в счет — просто знак внимания к туристам со стороны дирекции.
Две страны, два народа, разделенные всего лишь условной чертой границы, — и такая разница! Ливийцы — нелюдимые, холодно относящиеся к иностранным туристам, недовольные режимом нелюбимого старого короля Идриса и положением в стране, несмотря на огромные нефтяные богатства. И тунисцы — улыбающиеся, общительные, тепло встречающие туристов, которые, к их радости, множат доходы страны, и чрезвычайно гордящиеся своим президентом Бургибой и его супругой, много сделавшими для парода. Ливия — обширные пустыни, но есть и плодородный краснозем, преимущественно используемый под пастбища. Тунис — каждый пригодный для возделывания клочок земли использован, зерно зреет даже на крутых склонах предгорий Атласского хребта, на десятки километров тянутся оливковые рощи, финиковые плантации, апельсиновые сады.
Мы спросили, нет ли в отеле других шведов.
Есть, как же. Вот хотя бы Ильва. В просторном вестибюле, кишащем людьми всех наций и цветов кожи, гулко отдался голос швейцара:
— Ильва! Ильва!
Загорелая девушка в мини-мини отделилась от группы туристов и подошла, улыбаясь, к нам.
Ильва занималась экскурсиями. Причем она пеклась не только о клиентах своего агентства, но и о других постояльцах. Ильва была правой рукой директора отеля и делала тысячу дел одновременно. Со всех сторон все звали Ильву.
Вот и мы стали одним среди тысячи дел Ильвы. Правда, ее поминутно отвлекали, но всякий раз она возвращалась к нам и с неподдельным увлечением выслушала сперва краткий обзор истории сильфия, потом наш рассказ о том, каких трудов нам стоило добыть корни и как важно поскорее доставить их в Стокгольм.
— Это же страшно интересно, — подытожила она. — Конечно, мы что-нибудь придумаем. Послезавтра Хильдинг Петтерссон с женой и дочерью летят в Швецию. Я попытаюсь их разыскать сегодня же, не позже обеда.
Мы расположились в своих номерах и не замедлили воздать должное удобствам в виде ванной, горячей воды и душа, который послушно отзывался на все повороты кранов.
За обедом Ильва подошла к нашему столу.