- Что? – не поняла Гиде
- Голова сильно разболелась, спрашиваю?
- Ты даже не представляешь как, - губы Гиде сжались, брови сошлись у переносицы.
- Лианга не видела? – прошептала Лала, схватив за руку. Гиде посмотрела на девочку, наивные глаза с сочувствием смотрели на неё.
Как он смеет говорить, что Лала для нее игрушка!
Она опустилась на колени перед ней и обняла. Он думает, она порхает, словно бабочка? И, что только корысть держит её в замке? Она такая же рабыня, как и Лала. Вот только князь владеет не только телом, но и душой.
- Не видела, и лучше тебе про него забыть, - сказала она строго. Лала виновато опустила голову и у Гиде сжалось горло, - нам всем лучше забыть про него.
- Госпожа Гиде, - окликнул её голос.
Она обернулась и увидела Чонгана, спешившего к ней. Да что за день такой, только визита князя не хватает для полного счастья! Она подхватила девочку за руку и решительно зашагала к себе мимо Чонгана. Он застыл, поняв, что девушка не желает с ним разговаривать. Тачжу пустился бегом, опустив глаза – кто знает, что с ним будет, свидетелем унижения. Спесивая девчонка отвернулась от могущественного вассала, а попадет им, простым солдатам. Вон Лианга как избил ни за что, ни про что! Лала тоже испуганно косилась на замершего начальника стражи, но не посмела отнять руку.
Чонган дождался, пока Гиде вместе со своей компанией скроется из виду и только потом позволил себе сделать выдох. Кровь хлынула к лицу, гнев затопил его. «Девчонка!» - прошипел он сквозь зубы. Было неожиданно и больно, словно его до крови укусила бабочка. Руки тряслись, но он стоял неподвижно, выравнивая дыхание. На руку, неосознанно схватившегося за меч, села ярко-желтая бабочка. Он уже приподнял руку, чтобы прихлопнуть, но в последний момент передумал – пусть живет. Взгляд упал на дом целителя, и он понял, почему мягкая и нежная Гиде, всегда хорошо относившаяся к нему, так себя повела. Она злится из-за Лианга, будь он неладен. Если и были в нём сомнения, сейчас они развеялись.
Глава двадцать пятая
В доме у Гиде было темно. Окна были задвинуты ширмами так плотно, что ни один солнечный луч не касался её горя. Обиды, тщательно лелеемой долгими зимними вечерами. В доме в бесконечном повторе слышался мягкий топот шагов уходящей матушки. Скрип закрывающейся двери спальни, украшенной орнаментами красного цвета и покрытой лаком. «Тише, Гиде» - просила матушка с улыбкой, - «Мы не какие-то варвары, в нашей общине мы не кричим». И Гиде усмиряла свои слишком быстрые ноги и звонкий голос, глотала рвущийся наружу глупый беспричинный смех.
«Мы создаем красоту, милая. А красота не терпит суету», - матушкин голос полон нежности и Гиде готова на всё, ради того, чтобы нежность продолжала окутывать её волшебным облаком. Ради этих ласковых рук, единственных, кто прикасается к макушке сироты, она будет сидеть до утра, вышивая кусок заковыристого рисунка. Чтобы легкая одобрительная улыбка коснулась сморщенных губ матушки Гиде будет перебирать тысячи вариантов сочетания цветов.
Спина онемела и пальцы исколоты в кровь. От усталости болит голова и шея. Все уже спят, кроме Гиде. Маленькая девочка пристроилась у свечи в крошечной пристройке, где её никто не найдет. Ветер завывает как раненый зверь, ярится и хлещет дребезжащие окна, ещё чуть-чуть и стекла разлетятся, осколки вопьются в лицо. Надо было взять теплую накидку, с каждым часом становится всё холоднее и холоднее. Гиде тихонько плачет – в углу кто-то возится и ей очень страшно. Наверняка, там злобный крыс-перевертыш, охотящийся на детей.
«Милосердная Прийя, спаси. Не дай оборотню схватить меня, пока я не закончу вышивку», - молится она одними губами. Матушка говорила, что Прийя, самая добрая и могущественная богиня среди других, особенно покровительствует детям-сиротам. Кто-то протопал крошечными лапами в углу и Гиде, не сдержавшись, взвизгивает.
Взрослая Гиде, вздрогнув, оглядывается по сторонам. Она в своих покоях, а не в той крошечной конуре, где до утра вышивала сложный узор. Лала разожгла камин и тихонько напевает колыбельную на своем языке, единственную, что ещё помнит. «Разожги мне опиум», - попросила Гиде.
Лала молча принесла курительную трубку и разожгла лампу. Искусно вырезанная лампа отразил и раздробил пламя огонька, создавая причудливый рисунок на стенах. Гиде приняла трубку, сделала первый вдох и легла на кровать, откидывая голову на подушку. Мир привычно обрел глубину, запахи сгустились. Гиде чуть повернула голову в сторону двери, тянуло молодой травой и кисловатым запахом пота Тачжу, стоящего за дверью. Огонь в камине плеснул на неё запахом дыма и вкусным ароматом соснового дерева. Молчаливая тень скользнула у изголовья и по запаху молока и леденца, спрятанному в кармане, в кармане Гиде поняла, что это Лала.
«Лааааа-лааа», - прошептала Гиде, приветствуя эхо, её приятеля. Постепенно, запах опиума вытеснил все остальные, дым окутал комнату и с Гиде стало твориться непонятное. Блаженство и расслабление, обычно даруемое опиумом исчезало, уступая место тревоге. Сердце колотилось как бешеное, но тело охватила такая тяжесть, что не было сил повернуть голову.
Кто-то прошел мимо Гиде, скрипя кожаными сапогами, ледяной сквозняк пробежал по лицу и груди. «Ты любишь меня или моё богатство?» - прошептал Фэнсин еле слышно. Гиде показалось, что она застряла в чем-то липком и вязком, такими тяжелыми были движения. Она с трудом поднялась и села, вокруг не было никого, кроме Лалы. Девочка застыла у камина и всё ещё пела песенку пустынников.
Хлопнула дверь, откуда-то Гиде точно знала, что это матушка закрыла ее за собой. Еле слышный топот мягких сапогов вдруг остановился. «Тебя никто и никогда не любил, Гиде», - услышала она злобный, свистящий шепот матушки. «Неправда» - ответила Гиде, чуть не плача.
«Подумай сама, если бы я тебя любила – оставила бы ему? А князь, если он любит, как говорит, почему он тебя истязает? Что это за любовь такая?». Гиде не ответила, и шаги дали понять, что матушка ушла, не дождавшись.
Гида откинулась на изголовье, большое зеркало в углу отразило ее испуганное, бледное лицо. «Лала меня любит. И Лианг», - шепнула она себе. Отражение криво усмехнулось и покачало головой, тяжелые серьги качнулись. Гиде ощупала себя, серег в ушах не было. «Лала тебя вынуждена любить. Спроси у нее, кого она выберет, тебя или свою мать?» - шепнуло отражение.
Гиде оглянулась на девочку.
Лала камнем застыла у камина, словно надеясь в огне разглядеть что-то, руки обняли колени будто ей было очень холодно. Шелк ее одежд блестел, отражаясь от огня. Она никогда не говорила о том, как стала рабыней, почему?
«Видишь?» - усмехнулось отражение. «Ты ей не нужна. Не будет тебя, она найдет новую покровительницу, красивые девочки легко находят покровителей, тебе ли не знать. И Лианг твой… он же простой солдат, представляешь какой восторг он чувствует, зная, что наставил рога самому князю? Поди хвастается в кругу друзей, рассказывает какие глупости ты совершаешь ради него. Ему не привыкать рушить чужие судьбы. Женщины для него всего лишь средство для самоутверждения. Как и для князя. Фэнсину нравится ломать тебя, его будоражит запах твоей крови. Запах твоего страха. Не ты ему нужна, а твой страх и твоя слабость. Сама по себе ты никому не нужна, Гиде. Да и кому ты можешь быть интересна? Ты, жалкая, глупая, слабая и вечно скулящая. Что ты сделала в жизни, чтобы тебя уважать? Спала с князем и делала, всё, что он хочет? Ты и дня не выживешь без его денег и власти. Радуйся, что он…»
Гиде закрыла уши и закричала изо всех сил: «Замолчи-замолчи-замолчи!» Вдруг, что-то сильно сжало плечо и отшвырнуло на кровать. Гиде больно ударилась головой об стену, перед лицом расплывалось лицо князя. «Я ведь тебе велел не курить больше эту дрянь!»
Гиде заскулила, когда яркий свет солнца резанул по глазам. Князь прошел прямо по скинутым на пол ширмам, жалобно хрустнувшими перед своей смертью. Пощечина обожгла лицо, ледяная вода хлынула по голове и плечам. «Посмотри на себя, ты выглядишь жалко. Больше никогда не смей даже прикасаться к опиуму!» - курительная трубка стукнулась об стену и разлетелась на части.