— Я не понимаю тебя! С одной стороны, ты… — я нервно сглотнула, вскакивая на ноги и пронзая его яростным взглядом. — Ты помогаешь мне, делаешь все, чтобы я влюбилась в тебя, а с другой — я провела ладонью по лицу, чувствуя слабость во всем теле от одного лишь взгляда на него. Это сильно отвлекает и заставляет меня чувствовать себя потерянной. — Ты скрываешь от меня то, кем являешься на самом деле, играешь моими чувствами. Ты просил доверять тебе! — Я повысила голос, ощущая, как пылают мои щеки, а глаза жжет от подступивших к ним слез. — И я доверилась. Так сильно доверилась… — я поджала губы, продолжая смотреть на него в упор сверху-вниз. В его глазах читалось сожаление и боль, но меня это нисколько не трогало. — Так сильно доверилась, и ты так сильно растоптал мое доверие, мою гордость и мою любовь к тебе, что все мои чувства, эмоции и воспоминания о нас, о тебе умерли. Ничего нет… — я развела руки в стороны и хлопнула ладонями по бедрам. — Ты все убил своей ложью.
— Я хотел рассказать тебе все сразу после аукциона, но…ты была так подавлена из-за того, что сделала твоя эта…ну подруга, что я не смог.
— Отлично! Прекрасное оправдание! — Я издала нервный смешок и скрестила руки на груди, желая скрыться от его пронзительного взгляда. — Мы работали с тобой каждый день, мы проводили вместе выходные, но вместо того, чтобы признаться во всем, ты в день открытия выставки представляешь на суд зрителей картины, на которых изображена я. — Он закачал головой и поднялся на ноги, но я отступила на несколько шагов.
— Нет. Эти картины видела только ты. Этот зал закрыт для всех. Среди новых картин есть те, что связаны с тобой, но об этом знаю только я.
— Допустим… — я с вызовом посмотрела на него. — Почему ты представился помощником Гордеева? Почему вместо признания мне в любви и просьбы доверять, ты сразу не сказал мне, что ты — мой прямой работодатель?
— Я не мог сказать тебе это в самом начале…просто не смог. Иначе сделал бы это раньше.
— Почему? — Я чувствовала, что мое терпение заканчивается.
Он закрыл глаза и сделал медленный глубокий вдох.
— Я не могу тебе сказать. — Едва слышно ответил он.
Я сделала глубокий успокаивающий мою злость вдох и посмотрела прямо в его глаза.
— Я тебя абсолютно не понимаю. И, наверное, никогда не смогу понять. Ты перевернул мою жизнь с ног на голову. — Я бессильно выдохнула. — Мне все ровно не хочешь ты или не можешь рассказать мне правду. Будет лучше, если мы прямо сейчас навсегда попрощаемся.
Его голова нервно дернулась, и он сделал шаг в мою сторону, а я отступила. Он наступал — я отступала.
— Ты уверена? Я не смогу так легко отказаться от тебя.
— Матвей…
— Я не представляю жизни без тебя. — Я закрыла глаза и покачала головой, желая не слышать всего, что он говорит.
— Матвей…
— Ты моя награда за все мои с…
— Матвей, я тебя не хочу в своей жизни! Разве ты не понимаешь? — Перебила его я и заметила мгновенное изменение в его лице. Он побледнел, из-за чего его глаза сделались такими темными и потерянными, что мне стало не по себе. Он нервно сглотнул, а затем развернулся и стремительно выбежал из моей квартиры.
Я продолжала стоять посреди гостиной и чувствовала себя опустошенной, понимая, что прямо сейчас все закончилось и больше никогда не возобновится.
Глава 18
Глава 18
— Я понимаю, ты до сих пор на меня злишься, но…мы поговорим, как только я вернусь, хорошо?
— Поговорим, Света, обо всем поговорим. Обо всем, кроме Матвея. — Я поправила сумку на своем плече и вошла в здание художественной школы.
— Ладно, я поняла, что затронула больную тему. К тому же, он уехал в Милан. Там открылась его выставка. — Мое горло болезненно сжалось, как было всякий раз при любом упоминании Матвея. Все эти дни от него не было вестей, и я начала потихоньку думать, что все это было нереально. — Ты тут? Как твоя новая работа?
— Все хорошо. Уже две недели проработала. Коллектив небольшой, но все очень милые и отзывчивые.
— Ты так и не рассказала, чем именно занимаешься. — С осторожностью проговорила она.
— Преподаю художественную теорию в одной из лучших в нашем городе художественной школе. Сегодня у меня занятие с младшей группой. Я дополнительно их взяла. Буду учить основам рисования.
— Цветочки, сердечки, облачка и солнышки? — Насмешливо спросила она.
— Угу. Ладно, мне пора.
— Эй, послушай меня! — Крикнула она в трубку. — Не смей теряться! Мы с Богданом скоро вернемся.
— Хорошо. Вы с Богданом — я намеренно выделила интонацией имя лжехудожника — можете делать все, что угодно. Но я не хочу ни одного человека из их семьи в своей жизни.
— Может, ты и меня не хочешь в своей жизни? — Возмущенно спросила она.
— Света, не говори ерунды. Ты прекрасно понимаешь, что я хочу тебе сказать. Все, мне пора. Береги себя!
Я отключила телефон и кинула его в сумку, переступая порог своего кабинета, в котором теперь провожу все свободное время. Поместив пальто на плечики и повесив его в шкаф, я села за свой стол и приступила к проверке методического материала. Предложение об этой работе пришло абсолютно неожиданно. Директор сказал, что был впечатлен моими успехами в галерее Гордеева. Хоть какая-то польза от кошмара, пережитого мной в том месте и с теми людьми, которых я всеми силами пытаюсь оставить позади.
— Василиса Кирилловна? — Я подняла глаза и обнаружила Веронику, молодую девушку-администратора нашей школы.
— Проходи, Вероника. — Я улыбнулась ей и поднялась на ноги.
— Там приехал курьер. У него для вас посылка. — В ее глазах появился блеск любопытства и предвкушения сплетен.
— Ты ничего не путаешь? — Она покачала головой. — Хорошо. Я сейчас спущусь.
— Он ждет вас возле пропускного пункта.
— Спасибо. — Она кивнула и неспешно удалилась.
Схватив сумочку, я спустилась вниз и увидела курьера, который держал в руках что-то похожее на полотно, запечатанное в плотную бумагу.
— Любимова Василиса Кирилловна? — Поинтересовался у меня высокий, молодой парень с хрипловатым грубым голосом.
— Да, это я. — Ничего не понимая, я приняла от него лист бумаги.
— Распишитесь, пожалуйста.
Я выполнила его просьбу и приняла посылку.
— Я могу узнать, кто это отправил?
— Нет. У меня нет никакой информации по этому поводу. До свидания.
— Всего доброго. — В задумчивости ответила я и вернулась в кабинет, окончательно убеждаясь в том, что получила полотно. И что-то подсказывало мне, что было оно от Матвея.
Путаясь в своих ощущениях, я решила, что открою посылку дома. И хоть с трудом, но смогла погрузиться в работу.
— Вот так дорогая. Отлично! — Закусив нижнюю губу, я помогала маленькой девочке, Диане, закончить ее рисунок, который она нарисовала для своей мамы.
— А маме точно понравится? — С наивным блеском в глазах обратилась ко мне девочка. Ей всего пять, и она очаровательно наивна, мила и красива.
— Конечно, милая! — Я улыбнулась и погладила ее по шелковистым, светлым волосам.
— В последнее время она очень много грустит. Папа уехал, мы остались вдвоем. Мама сказала, что так нужно, и что я все ровно буду видеться с ним, но он постоянно опаздывает. — Это было правдой. Всех детей уже забрали родители. Мы остались вдвоем с Дианой. — У меня есть подруга. Ее зовут Катя. Она тоже ходит сюда, но сегодня ее не было. Ее отец тоже уехал от них, но она никогда не грустит. Я вас познакомлю. — По-детски наивно рассуждала девочка. — Почему ты грустная? От тебя тоже ушел кто-то?
Я поджала губы, обдумывая ее вопрос. Очень странно, что он поставил меня в тупик.
— Нет, дорогая. Просто на улице наступила осень, и я грущу из-за этого.
— Не грусти. Ведь когда-нибудь будет весна. Кажется, папа забыл про меня. — Дрожащим голосом сказала девочка и тоскливо посмотрела на выход.
— Послушай, Диана. — Я присела перед ней на колени и взяла ее маленькие, теплые ручки в свои ладони. — Я уверена, что он опаздывает по уважительной причине, иначе он бы тебя давно уже забрал, а пока его нет… — я огляделась, лихорадочно придумывая, чем бы ее отвлечь. — Давай сделаем для твоей мамы красивую открытку?