Вернель хитро покосился на него:
— Любите наблюдать за детьми? Я тоже.
Да что он нарывается сегодня? Мар, наконец, повернулся к нему:
— Вы сейчас намекаете, любезный Вернель, что я извращенец или признаетесь в этом сами?
Старик расхохотался, глаза его лучились истинным удовольствием:
— Вы, мой друг, ну ничуть не царедворец. Там, где можно шпилькой, рубите сразу топором. И под корень.
— А зачем затягивать?
— А как же процесс?
— Никогда словоблудие не привлекало меня.
— И тем не менее, когда есть нужда, вы в нем преуспеваете, — лыбится вельможа.
— Терплю. Скрепляюсь, так сказать.
Вернель весело рассмеялся, а Мар вдруг понял, что старик одинок. И глядя на трогательные вихры на макушке лорда произнес то, чего говорить не собирался:
— Спасибо за ваш совет, Вернель. Он был поистине бесценен.
Лорд чуть повернулся к нему, косясь на него глазом, как старая, мудрая птица.
— Что, пригодился? Смогли привлечь внимание леди мудрым поведением?
— Пригодился. Но внимание не привлекал.
— Тогда за что спасибо? — ненатурально изумляется старик.
— Спасибо за то, что совет хорош сам по себе. Вы мудро сказали. И вовремя меня остановили. Свобода — основа нашего мира. Такой она и должна оставаться.
— Я всегда знал, что ты гораздо умнее, мой мальчик, чем показываешь и чем думают о тебе. Ты будешь хорошим королем для Ламеталя. Не перебивай меня! Однажды это произойдёт, в положенное время. Ни ты, ни мы не торопимся. А кстати, почему ты так и не выдал меня своему дружку Алату? Только не говори, что у тебя не было доказательств! Кому они когда-нибудь были нужны в этом ведомстве?
— Не знаю, — задумался Мар, раз уж пошёл такой откровенный разговор. — Никогда не чувствовал от вас угрозы Дормеру. Может быть, так?
Старик покивал головой:
— Говорю же, ты мудр. Даже если сам не до конца осознаешь это. Я и вправду не несу угрозы никому. Знаешь почему я прихожу посмотреть на детей?
Вернель не ждал ответа. Сделал небольшую паузу, скорее для себя, чтобы собраться с мыслями, и продолжил:
— Они наше будущее. То, ради чего есть смысл жить дальше.
— И они напоминают вам о том, что могло бы быть и не случилось…
Мар даже не сказал это вопросительно. Он словно почувствовал… Зря сболтнул. Но, старый лорд, кажется, не обиделся. Опять покивал головой:
— Верно, мой мальчик. Ты, кажется, задавался вопросом, почему я до сих пор при дворе и терплю твоего брата и его прихвостней? Может быть, прозвучит пафосно, но вот ради них. Этих детей и тех, что веселятся в Гарнаре. Я хочу, чтобы они жили и были, по возможности, счастливы. Спросишь, зачем старому эльфу дети Дормера? — опять небольшая запинка. — Моя любимая была отсюда. Она была слишком добра и верила в чудеса. Я, с тех пор, питаю слабость к наивным идеалистам, таким, например, как ты… Её убил собственный отец, когда эта идиотка призналась дормерскому вельможе, что любит эльфа. В те времена это было безумием и…безумной храбростью…
— Вы отомстили? — вырвалось у Мара.
— А как ты думаешь? — опять косится Вернель. — Нет такого рода больше. Только разве это вернёт что-то или утишит боль, или позволит сказать те слова, что так не были сказаны и услышаны… Время так коротко… Вы, молодые, не понимаете пока, что если есть кто-то для вас на этой земле, то это самое важное. И нужно быть храбрым, сильным, чутким, чтобы не упустить своё. Потому, что время кончится и ничего уже не вернёшь.
Дети на лужайке закричали особенно громко. Старый лорд прервался, и закончил уже не так печально:
— Потому я храню мир, когда это получается, мой мальчик. Не работаю ни на тех, ни на других. А, можно сказать, что и на тех, и на других одновременно…
Тон старика резко изменился с тёплого и мечтательного на привычный язвительный:
— Смотри-ка, идут сюда фифы. Пристанут к тебе мигом, как репей, а пока отдерёшь… — кивнул на пёструю группку барышень, направляющуюся к ним. — Иди-ка ты в парк пока, а я леди Анастас покараулю и провожу, если понадобится.
Мар, уже не удивляясь проницательности старика, встал и пошёл по дорожке быстрым шагом. Не хотелось портить впечатление от доверительного и искреннего разговора пустотой.
Он пошёл прямиком к тайному убежищу своего детства, куда несколько дней назад приводил леди Анастас. Этот глухой кусок парка, больше похожий на лес, где растительность не была подстрижена и укрощена садовниками, был единственным местом здесь, где он спокойно себя чувствовал. Уселся на траву, привалившись спиной к стволу борхи, как тогда, с Анастас. Запрокинул голову, прикрыл глаза.