— Сейчас убежит, — подумал Мар.
Она, видимо, и собиралась, но потом вдруг передумала. Обошла дерево по широкой дуге вокруг и села с противоположной стороны ствола. Магия клятвы шевельнулось, но успокоилась. Ствол борхи был толстым, а, значит, они находятся на достаточном расстоянии друг от друга.
— Добрый день, — услышал Мар и поразился. Она разговаривает с ним?
— Привет, — вот и всё, что он смог выдавить из себя, косноязычный идиот.
Она, однако, не смутилась отсутствием у него красноречия, и заговорила опять:
— Хотела сказать вам спасибо за Эни. За то, что присматриваете за ней и выручили тогда в парке… А что там, кстати, случилось?
То, что она пытается хитростью, в обход сестры выведать у него о произошедшем, почему-то немного привело его в чувство:
— Об этом спросите её саму. Могу сказать только, что ничем серьезным это ей не грозило. Хотя, — он немного поколебался, но продолжил, — должен сказать вам откровенно, что она привлекла внимание почти всех развратников двора. У неё есть всё, что влечет их: юность, красота, невинность. Не думаю, что они решатся на что-то по-настоящему серьезное, но поговорите с ней об этом, пожалуйста.
Тай негромко рассмеялась:
— Могу уверить вас, что она знает об опасностях двора и очень осторожна…
— А также тренирована, я понял это. Но что сможет самый лучший боец безоружный против, предположим, двадцати вооруженных воинов или против яда, дурманящего разум? Или против артефактов, ослабляющих магию? Она молода и может не сразу сориентироваться…
— Знаю, и рада, что вы присматриваете. Иначе наша гвардия ходила бы за ней, вызывая негодование двора. Кто с ней сейчас?
— Вернель вызвался побыть рядом и проводить её в ваши покои. Ему вы, надеюсь, доверяете?
— Полностью. Благодарю вас.
Тема для разговора была исчерпана и он с ужасом ждал, что вот сейчас она встанет и уйдет. Но она не уходила. Сидела так тихо, что он и дыхания её не слышал. Зато чувствовал другое. Тот самый аромат, что мерещился ему в выгоревшей комнате замка Наместника в Лиметте. Явственно пахло весной: зеленью, талой водой, солнцем, прогревшим землю. Жизнью, что набирает силу и вот-вот взорвётся буйством красок.
Она пахла обещанием всего самого лучшего, что только может быть. Он чувствовал этот аромат, не обонянием даже, а, будто бы, всем своим существом. Так это не мерещилось ему в Лиметте? Он действительно ощущает это? Значит Марвин прав и магия их мира просыпается? Он читал в старых книгах, что маги древности не только видели магию, как они сейчас, а ощущали её всеми органами чувств. Тогда это казалось сказкой, а сейчас он сам ощущает дивный аромат.
Он не доносился ветром, как обычно бывает с запахами, а был ровным, словно часть ауры Альтеи. Мало того, когда она сейчас была рядом, так близко, этот дивный аромат оседал на языке и имел для него тот же вкус, что и фрилл: весны и радости. Только был намного сильнее, полнее. Он пьянил и кружил голову так, что Мар, видимо, перестал соображать совсем, потому, что когда ему послышался шорох и он подумал, что она сейчас уйдет, выкрикнул:
— Не уходи!!!
Мало того, что он обратился к ней на "ты", что не допустимо, так ещё и тон был умоляющим!.. Мар зажмурил глаза, ожидая какое-нибудь едкое замечание, на которые, как он слышал, леди Гарнар была щедра. Советники короля и вовсе обзавелись новыми прозвищами, благодаря ей. И были они такими меткими, что вряд-ли достойные мужи с ними уже когда-нибудь расстанутся. Попасть на язык к леди Гарнар теперь страшился каждый. Пришла и его очередь. Мар замер, ожидая, а она молчала.
Тогда решился заговорить он. Он должен был сказать ей это ещё в Лиметте и вряд-ли ему ещё предоставится возможность поговорить с ней с глазу на глаз, скоро, во всяком случае. Набрал воздуха и произнес, как прыгнул в воду:
— Простите меня.
— За что? — спокойно и прохладно интересуется леди Гарнар. — Вы тогда не сделали ничего, что не было бы оговорено договором.
Вот как она думает о нем?.. А как ещё она могла бы думать? Мар сжал зубы. Его сейчас реально скрутило от отвращения к себе. Перетерпел этот момент и ответил:
— За всё. Простите меня за всё.
Повисла тишина и тут ему в голову пришла ужасная мысль. Он заговорил, торопясь и не подбирая теперь слов:
— Это не обяжет вас ни к чему. Мне и прощение ваше не нужно, я даже не хочу его. Искренне вы меня не простите, такое нельзя прощать, а лукавство или этикет никому из нас не нужны.