Были и несомненные плюсы в погружении в мир мужчин. В отличие от юных глупышек, которые склонны заблуждаться и идеализировать сильный пол, она знала их. Их слабости, потребности. Они были грубыми, жёсткими, предельно откровенными эти вояки. Если и вели себя иногда мило, то только чтобы затащить понравившуюся служанку куда-нибудь для "любви". Но также они были прямыми, верными, надёжными как сама земля под ногами. Ей было хорошо среди них. А попадая в гостиную к мачехе и другим дамам, она чувствовала, что от необходимости держать маску ей сводит лицо.
— Если ты скажешь мне, что веришь этому слизняку и его обещаниям, я пойму, что плохо учил тебя, — уронил Хельм.
— Я не верю ему, наставник. Он лжив и в нём нет чести. Но это единственный выбор, какой у меня есть.
— Выхода всегда, по меньшей мере, два, дорогая… Мы прошли долгий путь, хорошо сражались и многое вынесли. Я не позволю тебе пойти на бесчестье, если это не даст надежды, а только продлит агонию, — голос учителя был нежен. — Мы уйдем вместе, когда придёт время. Не терзай себя и доверься судьбе.
Как он понял, что мучает её сильнее всего? "Человек, который лжет себе, погубит себя и других." Это о ней. Она заблуждалась, считала себя сильнее, умнее. А оказалось…
— Не вини себя! Ты сделала всё, что могла. Даже больше. Помни это! — голос наставника теперь звучал строго. Конечно, он понимал всё. Читал в её душе, как в раскрытой книге.
Странно, но стало легче. Откровенность и прямота всегда были ей ближе. Мачеха считала это крайне неженственным и пыталась искоренить. Не получилось.
Они просидели без сна до утра. Пришла Велла, убедившись, что девочки спят. Подтянулись Рид и Тод. Они пили бодрящий взвар и вспоминали прежние времена, тихонько пели песни. Прощались, не говоря о будущей смерти ни слова. Они были соратниками уже давно, и не было в этом нужды.
Утром Велла пожелала отправиться на рынок. Пусть им, быть может, и остался день жизни, но кормить их всех — её долг, от которого она не отступит. И, нет, риск не имеет значения. Особенно теперь.
Вернулась она с корзиной провизии, которую помогал тащить сын пекаря, живущего неподалеку. Он споро выкладывал продукты и при этом непрерывно болтал: старался успеть донести до них все городские сплетни. Когда дошёл до того, что уже которую неделю на рыночной площади маги захватчиков горланят о том, Чёрный Палач ищет магичку для контракта, Велла попыталась вытолкать его из кухни. Тай не дала. Ухватив паренька за рукав, повела пить чай и вытянула из него всё, о чём шептались в городе. Проводила его и ласково улыбнулась напоследок.
Вернулась в кухню. Встала перед бледной служанкой, глядя на неё презрительно и уничижающе, как не позволяла себе никогда:
— Как ты могла? Я собиралась своими руками убить сестёр! Мы пели вчера ритуальные песни, готовясь к смерти! А ты знала, что есть надежда и молчала. Это предательство?! — голос задрожал и сорвался.
— Госпожа, прости! Но надежды нет! Я не могла позволить тебе пройти через такое!
Велла захлёбывалась от рыданий. Она, теперь без утайки выложила то, о чём шептались в городе и о чём юный сын пекаря имел только смутное представление.
Дрожащим голосом рассказала о магических срывах Наместника. После того, как до него дошли слухи о резне в храме Митры и ином насилии над жителями города, он приказал построить самирские отряды на площади перед замком и сжёг их разом, не разбирая, кто виноват. Потом пришла очередь отрядов наемников. Те, пройдя по горячему пеплу, устилавшему площадь, вытолкнули насильников и мародеров из своих рядов сами. Их повесили тут же на площади.
Выпучив глаза, Велла, которая считала что приличной женщине о таких вещах говорить не пристало, рассказала о гибели девицы из весёлого дома. О трёх семьях, что решили продать своих дочерей. Для девушек всё кончилось плохо. Выгорели и потеряли здоровье все трое. Одной Палач даже овладеть не успел. Сил в двух других хватило на один и два акта.
— Госпожа, как могла я желать вам такой судьбы? Срок контракта — месяц. Кто выдержит? И пусть он заплатил семьям. Кто вернёт девочкам здоровье и магию? Наёмник — просто мужлан. Он не иссушит вас. Лучше он. Это то, что можно вынести!