— Это же дичь, ты сам знаешь это. Уймись, наконец, с тем, чтобы управлять моей жизнью! Да это просто безнравственно! Подкладывать кого-то под меня с этой целью — то же самое, что убивать несчастную женщину. Никогда, слышишь? Уймись!
Он бушевал и имел на это право. Они оба знали, что нет магички с резервом равным его. Ребёнок его явно будет подобен ему по силам, а значит, любая женщина, что забеременеет от него, гарантированно умрёт от магического истощения. И, вероятнее всего, не доживёт до родов. Ребёнок тоже умрёт, а значит гробить чью-то жизнь просто не имеет никакого смысла. Эльдар знал это. Так почему?
Мар присмотрелся к брату внимательнее. Прекрасный Король хорошо прячет свои тайны, но и он знает его как никто. Лёгкая напряжённость лица, нервозность ослепительной улыбки, тени под глазами.
— Что-то случилось, Дири? — назвал он его детским прозвищем.
Тот не ожидал и маска на миг треснула, приоткрыв усталость, беспокойство, душевную маяту.
— Нет, пока ничего, — Эльдар с силой потёр лицо руками, словно сдирая с лица остатки маски. — Просто устал. И соскучился по тебе.
Он выглядел сейчас непривычно беззащитным. Мар изо всех сил старался этого не замечать.
— Ты сам услал меня подальше, — поддел он его.
— Кто мог бы справиться, кроме тебя? Никто… Я так боялся, что самирцы прикончат тебя. Алат, Лавиль и другие, конечно хороши, но я боялся. И принцу твоему всегда буду благодарен за его помощь тебе. Хорошо, что ты вернулся.
Он так явно расклеился, что Мар не выдержал:
— Это Эуфимия? Она всё же предала тебя?
— Нет. Пока, нет… Но ты был прав: она хочет жить и избегает беременности любой ценой. Уже и тайны из этого не делает. Я даже не сержусь не неё. Это так нормально — хотеть жить…
Король взял так и не выпитый бокал и заворожённо смотрел, как плещется и сверкает в лучах солнца рубиновое вино:
— Прости. Я всегда знал, что жестоко требовать этого от тебя, и потому наследником придётся обзаводиться мне. Но сейчас я просто в отчаянии: больше пяти лет брака, любовницы. Всё мимо. Ладно Эуфимия хитра и борется за свою жизнь, но эти девочки — наивные глупышки и не делают ничего. Может быть, я вообще не способен иметь детей?
До Мара, наконец, дошло:
— Ты поэтому берешь незамужних, меняешь их и никогда не прячешь связь с каждой из них?
Король закатил глаза:
— Ну, конечно! В моем отцовстве, если оно случится, не должно быть сомнения. Я признаю ребенка от любовницы, если понадобится. И смысла держать их рядом с собой долго, если они не способны зачать, тоже не вижу, — король скептично хмыкнул. — Отличный план! Да только, кажется, проблема во мне.
Мар был шокирован. Он увидел в распутстве брата совсем не то, что раньше. И эта гонка, этот надрыв не нравился ему:
— Они хоть нравятся тебе, эти женщины?
— Не смей меня жалеть! Ты тоже, насколько я знаю, никогда не пылал симпатией к своим любовницам. Потребность и всё. В моем случае, ещё и долг.
Отставил наконец бокал и вперился в брата:
— Опять о долге. Нам нужен наследник. Иначе династия и весь Дормер под угрозой. Может быть, случится чудо и получится у тебя?
Он смотрел, ожидая ответа. Мар услышал в этой фразе другое и не мог не спросить:
— Это кто-то из соседей? Опять заговор?
Король меланхолично покачал головой:
— Заговоры, как грибы, выскакивают постоянно. Не знаю. Что-то витает в воздухе и это беспокоит меня, — вздохнул. — Хорошо, что ты вернулся. Думал, тревога доконает меня.
Он казался сейчас таким искренним и Мар, что характерно, верил ему. Поэтому спросил опять:
— Что у тебя случилось, Дири?
— Не смотри на меня этим взглядом: "я так беспокоюсь о тебе", Мар! От матушки, я ещё, быть может, и вынес бы его, но не от тебя!
Улыбнулся брату насмешливой и, вместе с тем, любящей улыбкой. Ей было не место на его лице и потому вышла она кривоватой и несмелой.
— Хотя, надо признать, что справился ты, как всегда, отлично. Ты заменил мне обоих: и мать, и отца, которого я никогда и не знал, а только боялся до дрожи в коленях.
Он поставил локти на стол, сцепил руки в замок. Положил на них подбородок. Поза больше подходящая школьнику, не королю. Только лицо выбивается: сведённые, как от боли, черты, глаза — провалы:
— Ты всегда был рядом. Вытирал сопли, помогал, утешал. Меня никто не любил, кроме тебя. Да и сейчас, наверное, не любит. А я услал тебя на войну, потом в Самир. Не говори ничего! Я помню, что ты не простишь меня никогда. И это правильно, такое нельзя прощать. Я и сам не прощу себя… И ты снова был прав: то, что я не видел всех тех убийств, саму бойню, не отменяет того, что я буду платить и помнить. Я уже плачу. И это тоже правильно. И никакое раскаяние ничего не сможет изменить. Ничего и никогда!