– Это делу не поможет, – возразил Генрих, – Гельмар прибавит еще одну клятву к тем, которые дал раньше, но все это будет ложью!
– Нет, неправда, неправда! – настаивала Гундель. – Я ему верю так же, как самой себе. Я обещала ему молчать и сдержала свое слово, хотя мне нелегко было это сделать, в особенности, когда отец приставал ко мне с вопросом, почему я не хочу выйти замуж за Винцента. Он воображает, что это – большое счастье.
– А почему ты, собственно, оттолкнула Винцента? – с упреком спросил Генрих. – Он честно и искренне любил тебя; мне кажется, что он и теперь еще продолжает любить, хотя ты так нехорошо поступила с ним.
Губы молодой девушки вздрогнули от подавляемых слез, но она сдержала себя и продолжала говорить с прежней запальчивостью.
– Винцент очень упрям, да и я в этом отношении не лучше его; если бы мы поженились, то каждый день ссорились бы. Он меня мучил своей ревностью, сердился, если кто-нибудь смотрел на меня, и это мне надоело. Я хотела проучить его, пусть теперь кается!
– Что ты говоришь, Гундель? Постыдись! Неужели только из упрямства и для того, чтобы наказать Винцента, ты бросилась в объятия другого?
Молодая девушка быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы.
– Оставьте меня в покое, господин Кронек, – прерывающимся голосом воскликнула она. – С Винцентом дело покончено навсегда. Я буду женой господина Гельмара, важной дамой; у меня будет свой дом, много прислуги и экипаж. Он все это обещал мне, нужно только подождать немного. У господина Гельмара чрезвычайно гордые родители; они ни за что не хотят, чтобы их сын женился на простой деревенской девушке. Он должен подготовить их.
– А я могу уверить тебя, что у Гельмара вообще нет родителей, что он незнатного происхождения и вовсе не богат. Он – человек совершенно свободный и мог еще в прошлом году повести тебя к венцу, если бы хотел на самом деле жениться. Между тем в то время, когда он все это обещал тебе, он ухаживал за другой, очень богатой и знатной дамой…
– Нет, нет, неправда, – перебила Генриха молодая девушка, страшно побледнев. – Я вам не верю, не верю никому в мире, только ему одному!
– В таком случае ты услышишь правду от него самого. Я не хотел прибегать к такому средству, но если нельзя иначе спасти тебя от большого несчастья, то пустим его в ход. Вот идет твой «жених», – прибавил Генрих, увидев через окно Гельмара. – Я буду говорить с ним, а ты слушай наш разговор в соседней комнате; таким образом, ни одно слово не ускользнет от тебя; только ты ничем не выдавай своего присутствия, пока не убедишься, что я был прав.
Какая-то особенная сила была в голосе Генриха, когда он говорил серьезно. Упрямый Винцент беспрекословно исполнил его совет, а теперь и строптивая Гундель молча подчинилась ему, когда он провел ее в соседнюю комнату и притворил дверь.
Через несколько минут послышались шаги Гельмара.
– Здравствуй, Генри, – проговорил он, входя в комнату. – Хозяин сказал мне, что ты сидишь наверху с Гундель. Где же она?
– Ее позвали зачем-то вниз. Вероятно, она сейчас на кухне.
– В таком случае мне следовало остаться внизу. А у тебя, кажется, было форменное свидание с Гундель? Не вздумал ли ты отбить ее у меня?
– О нет, но мне хочется задать тебе один вопрос! Неужели ты, действительно, собираешься жениться на ней?
– Так эта дура все разболтала? – сердито воскликнул Гельмар. – Я взял с нее слово молчать и думал, что она исполнит свое обещание, потому…
– Потому что у тебя очень важные и гордые родители, которых ты должен подготовить к тому, чтобы они дали свое согласие на твой брак с простой девушкой. Как видишь, мне все известно!
– Нужно же было чем-нибудь заткнуть рот глупой деревенщине. Если бы я не выдумал всей этой истории, она начала бы хвастать перед своими подругами, что выходит за меня замуж, а ты понимаешь, что это совершенно не в моих интересах. Если она сказала эту глупость одному тебе, это еще ничего; она, вероятно, думает, что ты, как мой друг, посвящен в тайну. Но если она болтает такой вздор всем, то это очень неприятно.
– Однако Гундель так уверена в том, что будет твоей женой, что и я перестал сомневаться. Значит, ты, действительно, хочешь ввести в свою личную жизнь ту идиллию, которую воспеваешь в своих произведениях? Ты женишься на девушке из народа!
Гельмар громко засмеялся; хотя его смех прозвучал так же мелодично, как всегда, но в нем слышалось безграничное презрение.
– Что с тобой, Генри? В своем ли ты уме? Неужели Гундель и тебя заразила своей глупостью? Я, Гвидо Гельмар, женюсь на крестьянской девушке, дочери деревенского трактирщика, бегающей за пивом для каждого мужика! Как раз подходящая жена для того, чтобы повезти ее в столицу и сделать хозяйкой своего дома! Да можно умереть со смеху!
Гвидо снова расхохотался, но Генрих оставался серьезным и посмотрел на дверь соседней комнаты, все еще остававшуюся закрытой.
– Если ты находишь такой брак смешным, для чего же ты затеял всю эту комедию? – спросил он.
– Ах, Господи, да просто потому, что иначе я не мог ничего добиться от Гундель. Ее только и можно было соблазнить тем, что она будет барыней, моей законной женой! Ты знаешь, что Гундель готова шутить и смеяться со всеми, но если вздумаешь подойти к ней ближе, она приходит в бешенство, как дикая кошка. Однако эта история мне очень надоела, и я хочу положить ей конец.
– Можете себя избавить от этого труда! – раздался вдруг голос Гундель. Дверь соседней комнаты широко распахнулась, и на пороге показалась стройная фигура молодой девушки. Ее лицо было бледно как полотно, а глаза грозно сверкали. Она быстрыми шагами подошла к Гельмару, который испуганно попятился к стене, и задыхающимся от волнения и злобы голосом повторила: – Можете избавить себя от этого труда. Глупая крестьянская девушка сама положит конец этой подлой истории. Может быть, она недостаточно хороша для того, чтобы быть барыней, но, во всяком случае, в тысячу раз лучше Гвидо Гельмара, этого негодяя и подлеца!
– Гундель, каким образом ты очутилась здесь? – пробормотал Гельмар. – Не придавай значения моим словам!… Ведь я пошутил…
– Да, но мне твоя шутка обошлась слишком дорого, и ты мне заплатишь за нее, ты познакомишься с когтями «дикой кошки»! – воскликнула молодая девушка и бросилась к испуганному поэту, так что тот поспешил спрятаться за спину Генриха и пробормотал:
– Ради Бога, защити меня, удержи ее!
Воспользовавшись тем моментом, когда Генрих преградил дорогу Гундель, Гельмар быстро юркнул в открытую дверь и, не помня себя от страха, выбежал из дома. Гундель хотела догнать его, но Генрих схватил ее за руки и не пустил.
– Будь благоразумна, Гундель, – тихо, но убедительно сказал он. – Зачем поднимать шум? Ведь это больше всего повредит тебе. До сих пор никто, кроме меня и Винцента, не знает, как далеко у вас зашло дело с Гельмаром. Мы оба будем молчать, молчи и ты!
Эти слова и постыдное бегство вероломного поэта несколько образумили молодую девушку. Она остановилась, слезы ручьем полились из ее глаз, она закрыла руками лицо и громко разрыдалась.
А Винцент продолжал сидеть у своего наблюдательного пункта; он не разжимал кулаков, собираясь пустить их в ход, если «городской господчик» засидится у любимой девушки. Но Гельмар выбежал из гостиницы раньше, чем Винцент мог ожидать. Он был явно чем-то сильно расстроен и поспешно вышел на улицу, словно боясь погони.
Вскоре после ухода Гельмара в саду гостиницы показался и Генрих.
– Он ушел! – возбужденно сказал Винцент, бросаясь навстречу молодому человеку.
– Да, ушел и больше никогда сюда не вернется. Гундель с таким треском прогнала его, что у него навсегда пропадет охота переступать порог этого дома.
– А… а Гундель?
– Она осталась наверху и горько плачет. Пока нужно оставить ее в покое, потом, через некоторое время, вы можете снова поговорить с ней.
– Господин Кронек, мне, право, кажется, что вы волшебник, что вы умеете колдовать. Я когда-то хотел убить вас, то есть, собственно, не вас, а того, другого, ну да все равно. Я хочу теперь сказать вам, господин Кронек, что готов пойти за вами в огонь и воду.
Генрих улыбнулся и дружески хлопнул молодого крестьянина по плечу.
– Ни в огонь, ни в воду вам не придется идти, а вот если вы захотите пойти со мной наверх, в ледники, то я буду очень рад. Я собираюсь в ближайшие дни взобраться на Снежную вершину, и уже говорил об этом сегодня утром с Себастьяном, который будет моим проводником. Только он уверяет, что лучше идти втроем, так как на вершину придется взбираться с помощью каната. Хотите быть моим вторым проводником?