Под влиянием минутного порыва я отсел от костра и пристроился на груде камней возле выбранного Ариовистом места. Принц не пошевелился.
— Эй, Подменыш, чего сгинул во мрак? — забеспокоился Браго. По отношению ко мне он вел себя словно мамаша-наседка — зорко следил за любыми отлучками и клевал за малейшую провинность.
— Жаром в лицо пышет.
— Ну и шут с тобой! Так я и говорю, разделал прямо под орех… — в театре теней клыкастая пасть ухватила голову Данко и та, откушенная, покатилась прочь.
Вне круга тепла и света оказалось неприютно. Я не ждал, что Ариовист оценит мою жертву и примется изливать душу. Не знаю вообще, чего я ждал. Возможно, я разглядел тоску в глазах наследника престола и попытался дать ему почувствовать, что он не одинок. Или во всем было виновно наше ошеломляющее внешнее сходство, при котором не протянуть руку двойнику было все равно что предать самого себя.
Ариовист зашелся кашлем. Кашляя, он прикладывал к губам кружевной платок. Вот ведь голубая кровь — как среди всех перипетий он умудрился сохранить сей бесполезный клочок ткани! А когда Ариовист отъял платок от губ, я разглядел темные пятна, отпечатавшиеся на кружевах.
— Ты зачем здесь сел? Поди прочь, — хрипло сказал принц, перехватив мой взгляд.
Я не стал спорить. У костра Ирга присоединился к игре. Горец рассказывал очередную сказку про любовь и верность, сопровождая свои речи мельканием теней. Я завернулся в плащ и задремал. Сон — самое подходящее прибежище для сказок.
Время покоя миновало. Преследователи поджидали нас под стенами крепости. Можно было подумать, будто они обладают волшебным ларцом, из которого по зову владельца становится армия! Воины, числом втрое против виденных нами прежде, расположились в долине. Они чувствовали себя хозяевами положения: начищали мечи, прохаживались между разведенными кострами, непринужденно смеялись. Человека-тени среди них не было, но я не сомневался, что он где-то поблизости.
— Подменыш! Куда полез?! Стрелой промеж глаз захотелось?! — окрикнул меня Браго.
На пару с Драко они заняли позиции у нижнего ряда стрельниц. Браго ругался на чем свет стоит, Драко по своему обыкновению был молчалив и бесстрастен. Вооруженный арбалетом Данко по каменному завалу поднялся к стрельницам второго ряда.
Даже у меня, мало смыслящего в воинском деле, исход осады не вызывал сомнений. Помощи нам ждать неоткуда, разве что герцог Орли появится, грозно потрясая бумагами об отречении. Прочные стены хороши, но есть их не станешь. А без пищи и воды мы долго не продержимся.
— Коли доблестные господа рыцари дозволят молвить старому Ирге…
— Не до болтовни! — оборвал горца Браго. — Дай только выбраться из этого каменного мешка…
— Каменных ворот, доблестный господин.
— Ну, я и говорю, каменного савана. Если выберемся, я готов слушать тебя денно и нощно. Клянусь своим клинком!
— Так Ирга об чем толкует? Коли почтенные господа смерти пытают, тогда Ирга запрет уста на замок. Но уговор-то каков был? Уговор-то был вести доблестных рыцарей через горы да поскорее, ибо они имеют во времени нужду. А Ирга своему слову верен, — невозмутимо продолжал горец. — Изволили ли вы заприметить лазы в стене? То не драконьих когтей следы и не гигантских червей ходы. Глупый старый Ирга откроет страшную тайну, которую передал ему отец, а отцу — дед, а деду — дедов дед. Веками хранил ее род Ирги.
— Есть, что сказать — не томи, а нет — так помолчи! — топнула ногой Сагитта. Болтовня Ирги кого угодно могла свести с ума.
Горец понизил голос до шепота:
— Две створки у ворот, две твердыни с незапамятных времен берегут горы. Одна стоит здесь, у Ледяной скалы, а ее родная сестра расположена в двадцати днях пути на севере, у подножия Белой вершины. Но с дозволения Хозяина подземных чертогов Ирга проведет господ тайной тропой, и три шестидневья обернутся четыремя днями.
— Ты брешешь? — не поверил Браго.
— О, Ирга покажет!
Горец проворно побежал в зал без окон, который я принял за пещеру, по-паучьи вскарабкался по стене вверх и исчез.
— Сын летучей мыши! — выругался Альхаг.
Вместе с Сагиттой он последовал за горцем и стал свидетелем его исчезновения. Текли минуты. Когда я уверился в том, что наш проводник трусливо сбежал, из-под свода упала лохматая веревка.
— Ирга держит слово!
Колдуны замерли в раздумьях. Они не привыкли доверять безоглядно, слишком многое было поставлено на кон. Я вспомнил подслушанный разговор и слова Альхага о предательстве, вспомнил речи герцога Орли и невысказанные сомнения колдуна в принце. Никем не понукаемый, я ухватился за веревку и принялся карабкаться наверх.
Проныра рассказывал, как в детстве он находился в услужении у одного важного господина. Господин тот имел огромный парк, в котором — неслыханное чудо! — били фонтаны. Вода в них поступала по трубам, проложенным под землей, и перетекала от одного к другому. Вот только трубы частенько засорялись, и тогда диковина делалась дикостью, вонючей и безобразной. Чтобы чистить фонтаны, господин посылал в трубы мальчишек, ибо взрослому человеку в подземные ходы было не пролезть.
Я глядел на черный лаз, в глубине которого исчез Ирга, и вспоминал Проныру. Я не отличался его тщедушием. Лаз же выглядел чрезвычайно тесным, будто действительно был проложен червями для своих червивых нужд. Но внизу ждали Альхаг и Сагитта, а под стенами крепости начищали мечи враги.
Я помянул Госпожу Удачу и принялся протискиваться.
Камень плотно спеленал меня. Я ерзал, крутился и извивался всем телом, отвоевывая каждую пядь пространства. Мое дорогое платье трещало по швам. Ножны до синяков впечатались в бедро. Несмотря на царивший в крепости холод, я взопрел. В какой-то момент мне почудилась, будто мне не выбраться уже никогда, зажатый между каменными сводами, я навсегда останусь в этой червоточине, обездвижусь и пропитаюсь холодом. Стараясь не поддаваться панике, я выдохнул и отчаянно дернулся вперед. Хрустнули кости. Словно пробка из бутылки, я вылетел в маленькую пещерку, взметнув нерастревоженную вековую пыль.
— Ох, не бережетесь вы, доблестный господин Подменыш! Ох, не бережетесь! — услыхал я знакомый голос.
Надо мною стоял Ирга. В руках проводника потрескивал факел. Целая груда их валялась тут же в пыли. Веревка, за которую я цеплялся, была привязана к железному кольцу, вбитому в стену. Предусмотрительными людьми были предки горца!
Я сидел на наклонном уступе шагов десяти шириной. Влево и вправо уступ сужался, постепенно сходя на нет. Сверху, покрытая инеем, нависала скала. Из трещин ее свисали древесные корни и тянулись дальше, в темноту. Интересно, что за деревья вырастают, питаясь не водой, а самой полночью? Какие она способна давать живительные силы? Нам предстояло это узнать, ибо в полночь лежал и наш путь.
— Здесь проход, — крикнул я, поскольку на той стороне ждали моего ответа, а повторно ползти через червоточину мне не улыбалось. — Только очень тесный.
Я был услышан. Сагитта приземлилась на уступ легко и изящно. Следом появились воины: отчаянно ругавшийся Браго, молчаливый Драко и как всегда безупречный Данко. Принц был последним. Его подхватили, не дали упасть.
На мой вопросительный взгляд колдунья пояснила:
— Альхаг задержит преследователей.
Пещеры запомнились мне пылью и столбами замерзшей воды. То было странное сочетание непривычных форм, ведь в природе куда чаще вода бывает жидкая, а земля твердая, и обе стихии торопятся слиться, перемешаться, проникнуть друг в друга. Тут же — будто рассорились, и ни одна не желает первой идти на мировую. Ирга рассказал, будто в незапамятные времена через Кобальтовые горы шел великан. Развлечения ради он смастерил арфу из ветвей мирового древа, а вместо струн натянул звенящие ручьи. Целое лето не умолкала музыка. Зимой великан отправился странствовать дальше. Не нашлось музыканта, который смог бы играть на гигантской арфе. Так и окаменела она, и мороз сковал струны-струи. Судя по количеству струн, великан был сторуким, вот что подумал я, выслушав Иргу.
Лед был повсюду. Он то складывался в колонны, что сверкали и переливались в свете факелов, то блестел глазурью над головой, то потеками струился вдоль стен. Порой дорогу преграждали целые ледяные занавесы, образованные каскадами застывшей в вечном беге воды, и тогда приходилось безжалостно крушить красоту, чтобы освободить проход.