Шум мы заслышали издалека. Спорили воины. Не сомневаюсь, что спор затеял Браго, который дня не мог прожить, не воюя хотя бы на словах. Раскрасневшийся от возбуждения, он кричал и отчаянно жестикулировал. Рука его то и дело тянулась к поясу, где висел меч в потертых кожаных ножнах. Драко, не обращая внимания на нависавшего над ним приятеля, мерно бубнил свое:
— Откажет.
— А как нет?
— Откажет.
— Не каркай!
— Каркай — не каркай, только все едино откажет.
Едва завидев Альхага, Браго подался к нему:
— Рассуди нас! Я слышал о заклятьях, обращающих воду в чистейшую брагу. Неужели такие есть взаправду? Или брехня? Фляга-то совсем опустела, так от жажды помереть недолго!
Альхаг взмахнул рукой. Браго отодвинулся на безопасное расстояние, заговорил торопливо:
— Полно тебе! Я только спросил. Я же мало смыслю в этих ваших колдовских штучках. Вот коли подраться с кем…
— Дай флягу.
— Зачем отбираешь? Ну, увлеклись малость, с кем не бывает.
— Насчет заклятья раздумал?
Положительно, с колдуном творилось нечто странное. Чтобы придворный маг обратил свое высокое искусство на такую мелочь, как превращение воды в брагу! Я с интересом ждал, что будет дальше.
Альхаг принял флягу от Браго, открыл ее и под напряженным взглядом воина осушил до дна. На лице Браго проступила обида.
— Но как же… там оставалось на донышке…
— Коли только доблестный рыцарь доверится, старый горец спустится до ручья. Благородным господам не пристало бить ноги о камни, а у Ирги ноги крепкие, даром уже почитай полвека землю топчут! — Горец был сама услужливость. Лишь блестевшие глазки-бусинки выдавали его заинтересованность.
Браго обреченно вздохнул.
— А и ступай! Что теперь делить.
Насвистывая незатейливый мотивчик, Ирга канул во тьму. Пользуясь его отлучкой, колдун завел разговор о цели нашего путешествия.
— Мы в считанных днях пути от Клекретя. Там в условленном месте нас встретят доверенные люди арла къертанов, чтобы сопроводить до Къертан-Къярна. Годерикт обещал поддержку золотом и войсками.
— Правитель къярнов тоже поддержит его высочество? — уточнил Драко. На моей памяти он редко участвовал в разговорах, предпочитая отмалчиваться да следовать чужим решениям.
— Теодорикт даст вдвое больше, как только его шпионы донесут, что къертаны на нашей стороне, — хохотнул Браго. — На вопрос: где должен къярнский воин носить кинжал, любой къярн вам ответит: в спине у къертана.
Драко кивнул:
— А къертаны говорят ровно также о къярнах.
Сагитта тихо пояснила для меня:
— В Къертан-Къярне издревле соседствуют два племени — къертаны и къярны. Чем они отличаются, никто не в силах разобрать, мне кажется, они и сами давно позабыли о различиях, но тем рьянее отстаивают свою самобытность. Поразительный народ, ни пяди не уступят соседу! Иные давно бы передрались, а эти осели по берегам реки да так и живут в состоянии худого мира. Каждым из племен правит король, они называют его арл, королевские дворцы стоят друг против друга — с утра къертаны оказываются в тени къярнов, с вечера къяры в тени къертанов. Но, впрочем, ты увидишь все своими глазами.
Я наслаждался мелодией голоса Сагитты и той близостью, что возникала, когда она склонялась ко мне, создавая тайну для нас двоих. Этой тайне я готов был причащаться вечно, как вечно мог следить за румянцем на щеках колдуньи, за дрожью ее ресниц, за быстрыми движениями тонких и гибких пальцев. Я завидовал ветру, который невозбранно касался кожи колдуньи и перебирал пряди ее волос, завидовал огню, отражавшемуся в глубине ее глаз, я сосчитал каждую каплю воды, что на себе испытала сладость ее уст.
На землю меня вернул голос Браго:
— Наконец-то эти треклятые горы закончатся! Еще немного, и у меня копыта вырастут, как у горного козла!
Данко нашелся бы, что ответить воину. У меня чесался язык, но я поборол искушение. Кто знает, как отнесется Браго к подначкам с моей стороны? Что дозволено собрату по оружию, то заповедно для уличного воришки.
Ариовист, который больше прочих должен был обрадоваться новости, молчал. Казалось, внутренние переживания занимают принца куда больше, нежели происходящее вокруг. По моим наблюдениям, ему вовсе не хотелось покидать суровую защиту Кобальтовых гор и устремиться в неизвестность. Взгляд принца был прикован к языкам пламени.
Огонь стал для нас обязательным ритуалом, который мы старательно отправляли каждый вечер. Он дарил нас теплом и светом, служил надежной защитой от хищников, но главное — огонь сближал нас не меньше, чем проведенные в пути дни, преломленный хлеб, препятствия, что мы преодолевали вместе, подначки и смех.
За стеной пламени показался Ирга. Горец раскачивался из стороны в сторону и вовсе не из-за шуток нагретого воздуха.
— Доблестный господин Браго! Ирга наполнил флягу чистейшей ключевой водой. Чистейшей! С самого Самоцветного ручья брал! — и он громко икнул.
— А ну, дай-ка сюда, — воин нетерпеливо выхватил флягу из рук проводника.
Я с интересом наблюдал, как по мере утоления жажды неверие на лице Браго уступает место изумлению и, наконец, чистейшему восторгу.
— Альхаг, да ты воистину великий маг! Это… это же чудо какое-то!
Драко уже толкал приятеля локтем, намекая на причитающуюся ему долю. Вечер мне запомнился слабо — Браго проявил неслыханную щедрость, да мне и самому было любопытно, что за чудо сотворил Альхаг на сей раз. А ведь магия не так плоха, думал я после того, как отхлебнул из зачарованной фляги, и тепло проникло во все мои внутренности и наполнило мышцы приятной истомой. Теперь уже трудно было усомниться в действенности Альхаговой магии. Эх, жаль, я не догадался попросить у колдуна кошель с неразменным соликом!
Ирга бессчетное число раз спускался к реке, с каждым возвращением становясь все грязнее и все счастливее. Легенды текли из него, как вода из худого меха. Правда, против обыкновения начинал он их с середины да по мере повествования подзабывал, как они должны заканчиваться — кто кого убил, и кто на ком женился. Ничего страшного в том не было, потому что горца как обычно не слушали.
Брага ли была тому виной, что мне опять привиделся странный сон?
Будто Альхаг разбудил меня среди ночи и заставил пойти с ним в некое место. Похоже, колдун уже бывал в Кобальтовых горах раньше, ибо дорогу он отыскал безошибочно. Сначала мы шли под уклон, потом карабкались вверх, цепляясь за деревья и скалы. Мы миновали руины столь древние, что не угадать было, от чего они остались — время изгладило любые следы. Мы петляли среди каменных плит и протискивались через густые заросли дикого шиповника. Любопытства ради я разжевал несколько ягод, наполнив рот их кисловатым и вязким вкусом.
За колючим кустарником открылась площадка шагов двадцать в поперечнике. Кто-то для таинственных и непонятных целей засыпал эту площадку прозрачными, как леденцы камнями. По камням, то уходя вглубь, то вновь выбиваясь на поверхность, звенел ручей. Мы встали прямо на каменные леденцы, скользкие и влажные от воды. Маг протянул мне кинжал и сказал:
— Я жду от тебя клятвы. Когда меня не окажется рядом с вами, ты примешь на себя заботу о Цветке Смерти.
Это был сон, и значит, я мог разговаривать с колдуном на равных, чем не преминул воспользоваться:
— Кто я такой, чтобы заботиться о женщине, которая голыми руками может удержать снежную лавину!
— Ты прав, Цветку Смерти под силу многое, она и сама пока не ведает пределов своих возможностей.
— Так от чего мне защищать ее?
— Сагитта похожа на камень алмаз — совершеннейшее творение природы, удивительное в своей чистоте. Камень столь твердый, что легко разрезает стекло, но вместе с тем способный обратиться в пыль от единственного удара молота. Так и Цветок Смерти сочетает в себе силу и хрупкость. Как мог, я старался оградить ее от грязи этого мира — она всегда находилась подле меня или Максимилиана, под сенью престола. Ее бесстрашие — бесстрашие ребенка, еще не сталкивавшегося с опасностью, а потому не умеющего распознать ее с первого взгляда. Будь Сагитта мальчишкой, я воспитал бы ее иначе. Но я не жалею.