— Мы все зависим друг от друга?
— Как-то так. Сама посмотри. Мы живем не на обитаемом острове, а в обществе. Это Робинзон ни от кого не зависел Только от него зависело добудет ли он еду или починит ли крышу после урагана. Он мог этого не делать, но тогда лежал бы под дырявой крышей, любуясь на звездное небо и мучаясь от голода. Мы же живем сообща. Маша идет на работу, чтоб испечь хлеб. Петя этот хлеб погрузит на машину, где водитель Родион отвезет хлеб в магазин. А продавец Наташа тебе этот хлеб продаст. Если Родион попал в аварию, хлеб вовремя не будет доставлен и придется тебе забыть о бутербродах. Опоздала на работу Наташа, значит магазин не откроется вовремя. Итак по цепочке. Это общество и мы часть этого общества. Поэтому ныть про какие-то зависимости от других людей неправильно. Когда появился на острове Пятница, то Робинзону пришлось считаться с его мнением. Тогда можно тоже говорить о зависимости друг от друга.
— А как же свобода?
— Какая свобода? Выбора? Пожалуйста, выбирай людей, с которыми тебе выгодно сотрудничать и от кого ты готова зависеть. — ответил Стас.
— Вы предлагаете мне радоваться, что все не так и плохо?
— Почему бы и нет? Мы с тобой сидим в чистой сухой квартире, а не в дырявом сарае, едим вкусный торт, запиваем горячим чаем. Может ведь и быть такое, что сидели бы мы с тобой за жиденьким чаем из пакетика, которого заваривали уже раз десять и жевали краюху хлеба. Это ведь хуже, чем сейчас.
— Наверное.
— Вот будут настоящие проблемы, тогда и будем горевать с тобой.
— Почему вы все время говорите мы да мы?
— Сам не знаю. Оговорки. — он улыбнулся. — Пока причину их выяснять не хочется.
Вечер перешел в ночь. Когда Стас вернулся из душа, то Люба уже спала под телевизор. Свернулась клубком. Носом сопит. Заболела что ли? Скорее всего плакала. Не удивительно. На нее много чего навалилось. Но это не его проблемы. Через несколько дней он избавится от девчонки. Итак много для нее делает. Мог бы и забить на все. Пусть дальше отец ее под других подкладывает. Или вон в психушку кладет. Стас накрыл ее одеялом и, не удержавшись, провел по щеке. Она замерла, но не проснулась. Тяжело вздохнула и продолжила сопеть дальше. Стас выключил телевизор. Это ему не нравилось. Его к ней тянуло. Но это уж совсем из ряда сумасшествия. Нет. Идти на поводу похоти — себя терять. Он найдет себе занятие. А малышка пусть спит.
Прошло три дня. Стас не появлялся дома. В холодильнике была еда, так что Люба не голодала. Остальное… В первый день пропажи Стаса она не переживала. Во второй начала с тревогой поглядывать на часы. На третий день она уже не находила места себе от беспокойства. Вдруг с ним что-то случилось? Как ей тогда быть? Она заперта в квартире без средств связи. Перед окнами почти никто не проходит. А если и проходят то личности весьма мутные. Как дать знать, чтоб ее освободили? Пожар устроить? Она никогда раньше не занималась поджогами. Можно и самой сгореть, пока будет помощи ждать. Или кричать, как принцесса, заточенная в башне. Только люди могут подумать, что она с головой не дружит. Была у нее соседка, которая по весне и осени выглядывала в окно и начинала материть прохожих. Люди вначале реагировали, а потом перестали. Так и тут может получиться.
Люба за это время насмотрелась телевизора на годы вперед, а вот слез не было. Только страх и нервное напряжение. От сладкого торта уже мутило. Люба старалась не есть много, из-за этого почти не готовила, потому что не знала как долго будет находиться в квартире. Попыталась открыть окно, но его заело и у ее ничего не получилось.
Люба сидела в кресле, завернувшись в одеяло, и смотрела какую-то передачу, не вникая в суть. После всех переживаний на нее напал ступор. Когда послышался звук открываемой двери она даже не пошевелилась. Только расплакаться захотелось.
— Ты чего? — Стас подошел к ней. Нахмуренный. Но Люба молчала.
Это был какой-то странный порыв, который она не могла объяснить себе. Только Стас сейчас был такой близкий и родной. Она не поняла, как повисла у него на шее.
— Ты чего так напугалась? Стучал что ли кто? — растерянно спросил он. Она лишь отрицательно покачала головой. От него пахло резким одеколонным, табаком, хотя он и не курил, и кажется алкоголем. Да, неправильно. Он ведь чужой человек. Но это лучше чем одиночество и неизвестность.