Неужели в Англии найдутся такие места? Дикие места, дышащие покоем и безопасностью? Это казалось невероятным, хотя разум говорил ей другое. Земля все-таки остается землей. Везде разная и все же в чем-то похожая. Это люди делают ее такой: то чудеснейшим местом, то самым ужасным.
Англичане как раз и делают свою землю ужасной, сказала себе Уинн. И жизнь сироты, такого юного и беззащитного, они тоже сделают ужасной.
Она глубоко вдохнула знакомый сырой воздух. Даже от одной мысли, что ее ребенок окажется в Англии, можно было сойти с ума. Ему будет страшно и одиноко вдали от семьи, в которой он вырос. Кроме того, его отец потерял все права на него, когда покидал Уэльс с потерпевшей поражение армией. Если дети когда-нибудь спросят о своих отцах, она решит эту проблему просто: расскажет им правду, и тогда будь что будет.
Почувствовав внезапную усталость, Уинн сняла чепец и тряхнула волосами. Потом поплелась к низко свисающей ветке старого дуба. Сколько она себя помнила, это был ее любимый уголок. Она частенько сидела на этой ветке и, отталкиваясь пятками, раскачивалась на ней в медленном и вялом ритме. Это успокаивало ее. С годами здесь ничто не менялось – все тот же мох под ногами, а над головой ветви омелы. Здесь она пролила много слез. Здесь проклинала англичан, давая выход своему гневу и боли и переполнявшему сердце горю.
Наверное, поэтому омела здесь так хорошо цветет, подумала Уинн. Все ее черные чувства, витающие в воздухе, наделяют омелу еще большей силой.
Она подняла руку и легко провела пальцем по восковому зеленому листку, повторив его форму на темной серо-коричневой коре дуба.
– Как же мне лучше всего избавиться от этих дьяволов? – вслух подумала Уинн, затем волоски на ее затылке встали дыбом, и сна в испуге оглянулась. На краю поляны – ее поляны! – стоял тот самый дьявол, который задумал разрушить ее жизнь.
– Убирайтесь отсюда, – прошипела она угрожающе.
– Нам нужно поговорить.
Она послала ему убийственный взгляд.
– Мне нечего сказать вам, – начала она, – кроме того, что вы безмозглый глупец, раз думаете, что я могу отдать одного из своих детей двум бессердечным лордам вроде вас и этого… и этого…
– Лорда Сомервилла, – подсказал он.
– Да, да, лорда Сомервилла. Какие же вы оба дураки. Неужели англичанки легко отказываются от своих детей? Они, в самом деле, такие жестокие и черствые? Неужто ваша мать отдала бы вас, если бы вдруг вы понадобились своему отцу? – выразительно поинтересовалась она, надеясь причинить ему такую же боль, какую причинял ей он. – Ах, нет, я забыла. Ваш отец так и не захотел видеть своего сына рядом с собой, так ведь?
Она снисходительно улыбнулась, не сомневаясь, что нанесла болезненный удар. Но лицо англичанина было непроницаемым. Глядя ей прямо в глаза, он сделал шаг вперед.
– Ты совершенно права, я был не нужен своему отцу, и в детстве меня это очень мучило. Нелегко расти, зная, что твой отец больше волнуется о лошадях в стойле, чем о тебе.
Уинн приказала себе не поддаваться. Не важно, что он рос без отца и теперь жалеет об этом. Совсем не обязательно, что с ее детьми произойдет то же самое, люди ведь все разные. К тому же она любит своих детей очень сильно, за обоих отсутствующих родителей.
Казалось, он прочел ее мысли.
– Моя мать души во мне не чаяла. А когда она все-таки вышла замуж, ее муж был более чем добр ко мне. Но после смерти матери, когда мой отец в минуту слабости устроил меня служить пажом в богатый дом, я был рад угодить ему. Так что видишь, – он развел руками, – ребенка нельзя лишить желания узнать своих родителей. Можно отложить их встречу, но нельзя предотвратить ее, она обязательно когда-нибудь произойдет.
Сердце Уинн бешено застучало. Страх и отчаяние лишили ее сил возразить ему. Она нащупала шершавую ветвь и припала к ней, ища поддержки.
– После той войны остались сотни незаконнорожденных детишек. Вы не можете быть уверены, что один из моих – тот, кто вам нужен.
– Это Раднорский лес. Я обыскал в нем все деревни – Раднор, Пинибонт, Лландриндод. Никто из найденных мной женщин не подходит под описание. – Фицуэрин не сводил с нее пристального взгляда. – А у тебя пятеро сирот. Это один из твоих детей. Все остальные отпадают.
От его уверенности у нее кровь застыла в жилах.
– Убирайтесь отсюда, – пробормотала Уинн, стиснув зубы. – Убирайтесь!
– Нет. Сначала выслушай меня.
– Ни за что! – бросила она в ответ, чувствуя, что голос срывается почти до истерики. – Я отказываюсь слушать вас!
– Нет, черт побери, ты выслушаешь меня, – выругался он. Через секунду он оказался рядом с ней и пригвоздил ее к толстой ветке, на которой она сидела, сжав ей колени ногами. Она отпрянула и чуть не упала на спину, но он поймал ее за руки и удержал на месте.
– Сын лорда Уильяма заслуживает того, чтобы стать наследником. Не лишай его этого права. Иначе он может возненавидеть тебя до конца жизни.
– Мои сыновья – вот именно, мои! – любят Уэльс.
– Они не твои сыновья, – бросил он. – Как только они узнают, что в них течет английская кровь, им наверняка станет любопытно, кто их отцы и каково их наследство.
– Они никогда не захотят ничего английского!
– Ради Бога, женщина. Подумай, что может Уэльс дать ребенку лорда Уильяма? Ни собственных земель, ни замка, ни даже приличного дома. Поэтому придется ему довольствоваться глиняной лачугой с соломенной крышей, тогда как в Англии он мог бы стать хозяином необозримых владений. Ты думаешь, что можешь потягаться с английским лордом?
– Все эти богатства не будут для него ничего значить. У детей есть этот дом. У них есть этот лес, где они построят собственные жилища и найдут все, что им нужно, – упорствовала Уинн, хотя внутренне дрожала от мысли, что он прав. – Мы, валлийцы, презираем все английское.
– К черту твое презрение, – еще раз выругался Фицуэрин. Он крепче сжал пальцы на ее запястьях и впился в нее карими глазами. – Ты, безусловно, веришь тому, что говоришь. Но даже ты, так называемая валлийская колдунья, не сможешь устоять перед кое-чем английским.
Он поднял ее и рывком притянул к себе, так что она оказалась между ним и медленно раскачивавшейся веткой. Тяжелая ветвь качнулась вперед и подтолкнула Уинн еще ближе к нему.
– Есть некоторые притягательные вещи, не связанные ни с политическими границами, ни даже с нашими собственными желаниями. Как эта, например.
Прежде чем она успела подумать о побеге, его лицо приблизилось, и он прижался к ее губам в дерзком, требовательном поцелуе.
Если он рассчитывал заставить ее таким образом замолчать, то это ему удалось. Если он рассчитывал подтвердить свою мысль об извращенной притягательности по крайней мере, каких-то английских вещей, то это ему тоже удалось, потому что при первом же прикосновении его губ она потерпела полное поражение. Казалось, ее поглотили силы черной магии, которой он обладал. Лишив eе способности думать, заполнив ее чувствами, с которым: она не смогла совладать. Жар, холод, пронзительная легкость и угнетающая пустота – все это и даже больше он пробудил в ней своим теплым интимным прикосновением.
Она почувствовала, как его язык трепетно и настойчиво пытается проникнуть в ее рот. Хотя у нее не было никакого опыта, и благоразумие подсказывало ей отстраниться, вырваться и убежать от него как можно быстрее, она не могла так поступить. Губы ее раскрылись, уступая желанию узнать, насколько черна и глубока его магия, и в пленительном порыве он полностью завладел ее ртом.
Влажное прикосновение его языка потрясло ее до самой глубины. Она потеряла покой души. Внутри вспыхнуло пламя, и все тело охватила дрожь.
Он ведет нечестную игру, подсказывал ей остаток благоразумия. Однако жившая в ней вера это, что не все можно увидеть или объяснить, убеждала се, что это не имеет значения. Магия есть магия, сей дар используют наподобие острого зрения или быстрых ног. И впервые ей встретился человек, чьи колдовские силы были под стать ее собственным.