Но что она могла поделать? Она по собственной воле взялась воспитывать пятерых детей, пятерых чудесных непоседливых шестилеток, которых не всегда будут удовлетворять ее объяснения об отсутствующих родителях.
Хотя английские завоеватели потерпели безоговорочное поражение и были изгнаны из Уэльса, все-таки они остались здесь, в крови их незаконных чад. Когда-нибудь ей придется объяснить это детям, хотя многое она сама с трудом понимала. Ну, как объяснить ребенку, что такое насилие? Как заставить маленькое существо понять, что отец дал ему жизнь, отнюдь не преисполненный любви и уважения, а в порыве ненависти и жестокости? Как объяснять детям, что у них никогда не будет более злейших врагов, чем отцовское племя?
Уинн подавила дрожь и дотронулась до щеки Артура. Такой мягкий и милый ребенок. Они все такие, и она любила их отчаянно, словно это были ее собственные дети. Почувствовав ровное дыхание мальчика, Уинн успокоилась, отбросив тревогу, досаждавшую целый день и не оставившую ее даже ночью. Все будет хорошо. Уинн не сомневалась.
Не останется же тот, кто без спроса вошел в ее лес, там навечно? Он сотворит зло, которое задумал, но ему не разрушить их жизни.
Соплеменники Уинн пережили много набегов чужаков. К тому же в лесу сейчас расположилась вовсе не армия. Инстинкт подсказывал ей это. Несколько человек не представляют большой угрозы.
Клив присел на корточки возле узкого ручья, не сводя глаз с глубокого спокойного пруда ниже по течению. Кто-то спускался к водоему, и природная подозрительность Клива говорила, что ему сначала следует понаблюдать, а затем уже выходить из укрытия.
Какой-то человек на удивление беззвучно пробирался по едва заметной тропинке. На его плечах лежала небольшая странного вида лодка. Клив вспомнил, что валлийцы зовут такую кораклом. Это была нелепая лодчонка, сплетенная из ивняка и обтянутая кожей.
Рыбак был один, а его оружие, видимо, составлял всего лишь маленький кинжал в кожаных ножнах у пояса. Когда он опустил свое легкое суденышко, Клив с удивлением увидел, что перед ним старик, седой дед, пришедший порыбачить. Хороший знак, потому что человек такого почтенного возраста наверняка знает обо всех событиях в этих краях. Клив снял руку с костяной резной рукоятки кинжала.
– Доброе утро, отец, – прокричал он, вставая во весь рост. Старик вздрогнул и испуганно попятился. Но Клив улыбнулся и с очень дружелюбным видом пошел вперед. – Какую рыбу ты собираешься ловить этим прекрасным днем?
Старик уставился на него, словно перед ним было невиданное диво, и Клив нахмурился. Неужели он настолько забыл валлийский, что его не поняли?
– Я не причиню тебе никакого вреда, – сделал он еще одну попытку, тщательно произнося слова.
– Англичане всегда так говорят, – настороженно ответил старик.
Клив с облегчением перевел дух. Его не удивило, что старик признал в нем англичанина, он сам знал его выдает произношение. Но, по крайней мере, хорошо уже то, что его понимают.
– Наши вожди не воюют, – произнес Клив. – И мы не должны.
Вместо ответа старик фыркнул. Трудно было сказать, против кого направлено его презрение – то ли против Клива, то ли против английских и валлийских вождей.
Клив продолжал допытываться.
– Это Раднорский лес? – Он опустился на траву неподалеку от старика и начал лениво швырять в темную воду кусочки прутика.
После долгого раздумья старик кивнул.
– Это хорошо. Значит, мой путь близится к концу.
Старик начал готовить лодку к спуску, но, тем не менее, не сводил настороженного взгляда с Клива. Наконец, словно не в силах сдержать любопытства, он поинтересовался:
– И куда же ты держишь путь?
Клив бросил в воду еще один прутик.
– Сам точно не знаю. Куда-то в эти края.
Он украдкой кинул взгляд на старика, отметив про себя сношенную обувь и потрепанную, не по размеру одежду. Наверное, стоит попробовать.
– Я ищу ребенка около шести лет от роду, рожденного женщиной, которую когда-то звали Анжелина. Готов заплатить за любые сведения. – Для внушительности Клив встал и похлопал по кошельку под плащом.
Старик недоуменно на него уставился.
– Здесь в округе полно ребятни.
– Этот рожден от английского воина.
Судя по тому, как старик насторожился и отвел взгляд, он что-то знал.
Клив продолжил:
– Отец разыскивает своего ребенка, чтобы позаботиться о нем. Это всесильный и богатый человек. – Клив отвязал кошелек и приблизился к старику. – Ты знаешь такого ребенка?
Старик облизнулся, переводя взгляд с лица Клива на позвякивавший кошелек и обратно. – У нас здесь полно английских бастардов, оставшихся после войны. Как ты узнаешь, который из них? Или тебе все равно? – добавил старик, и в глазах его мелькнул проницательный огонек.
По лицу Клива ничего нельзя было прочесть. Его самого не раз посещала эта мысль. И в самом деле, как сэр Уильям узнает, приходится ли ему сыном мальчишка, которого он привезет, или нет? И все же Клив понимал, что никогда не сможет всучить сэру Уильяму первого попавшегося ребенка.
Впрочем, он намеревался найти нужного ребенка вовсе не ради сэра Уильяма. Ради самого ребенка. Каждый ребенок должен знать своего отца.
Его собственный отец был никудышным родителем, но Клив хотя бы знал, кто он. Насколько хуже вообще не знать, кто твои отец и мать.
– Мне нужен тот самый ребенок, поэтому предупреждаю, не вздумай назвать мне первого, кто придет на ум. Я плачу только за правду.
Когда старик внимательно осмотрелся по сторонам, словно опасался, как бы их не подслушали, Клив понял, что победил.
– Тут неподалеку живет одна женщина. У нее в доме несколько английских бастардов.
– Так ты говоришь, несколько? А есть среди них шестилетки? Мальчики?
– Им всем по шесть или около того, они родились после последней глупой попытки вашего короля Генриха завладеть нашими землями. – Старик презрительно фыркнул, насмехаясь над тупостью английского короля. – Да, у нее есть мальчики.
Когда Клив вернулся к своим людям, он был полон Оптимизма. За десяток английских пенни старик рассказал, как добраться до замка Раднор, огромного дома за деревней Раднор. Они только вчера проходили рядом с этим местом, где живут несколько английских бастардов, о которых заботится какая-то женщина, вещунья Раднора, как назвал ее старик. Колдунья из древнего рода валлийских колдуний.
Клив громко расхохотался, увидев маленькую группку своих спутников. Уэльс на самом деле оказался диким языческим краем, как о том часто твердили священники. В норманнской Англии женщина, всем известная как колдунья, была бы подвергнута суровому испытанию – вероятнее всего, отлучена от церкви, либо изгнана из деревни, либо предана смерти огнем. Однако этот старик, которого звали Таффидд, видимо, относится к ней уважительно, хотя в то же время как-то двойственно. Но что поделать с такими людьми?
– Мы поедем назад, туда, где стоит одинокий дуб, окруженный непроходимыми зарослями колючего кустарника, – выкрикнул Клив. – Двинемся по неприметной тропинке на север, и если нам немного повезет, то к полудню доберемся до места.
В этот миг сквозь низкий туман проглянуло неяркое солнце, и несколько минут Клив любовался красотой этого странного края. Влажный лес засверкал блестками, словно чья-то могучая и щедрая рука рассыпала по нему чудеснейшие бриллианты. Суровость пейзажа смягчилась, и Клив ощутил в душе радостное волнение.
Уэльс, конечно, дикий край, но именно здесь хранился ключ ко всему, чего он желал. И хотя он был не из тех, кто верит в приметы, это было для него добрым знаком. Сначала старик. Затем внезапно выглянувшее солнце. То, чего он добивался, оказалось почти в двух шагах.
Задолго до того, как Рис и Мэдок стремительно скатились с холма, она уже знала, что незнакомец близко. Как и вчера, она почувствовала его приближение, только на этот раз гораздо сильнее. Однако, несмотря на страх перед неизвестными пришельцами, вторгшимися на ее землю, Уинн испытывала не менее сильное любопытство. Кто этот человек, которого она безошибочно угадывала – впервые так ясно и сильно за все девятнадцать лет ее жизни? Рис, задохнувшись, хватал ртом воздух.